И Эси надо было спешить: успеть до полудня накопать клубней в размокшей земле. Чтобы, как только мать спросит, где шлялась, можно было обиженно сказать: вовсе даже не шлялась, целый мешок еды привезла! Но нужен был точно целый мешок, иначе номер не пройдет, и предстояло хорошо поработать.
В тот день в Яслях Эси впервые слышала, как переговариваются между собой птериксы. Потом кто-то из сельчан завозился у входа, и она лихорадочно стала ощупывать камень, пока он не подался под пальцами так же, как у великана. Хотя давить пришлось двумя руками изо всех сил. Подвеска замолчала.
Назавтра Рыжий был занят: дрова возил.
А на следующий день он начал линять. И сразу стало ясно: это взрослая линька.
Эси всю линьку сидела возле друга в лежке и даже пару раз немного всплакнула. Конечно, этим летом ей подберут нового птерикса, но разве в этом дело! Рыжего-то с ней уже не будет.
Но зато в эти последние дни они смогли говорить! Как только всех остальных летунов уводили, Эси задвигала внутренний засов и надавливала на камень. И они вдвоем с упоением болтали. О чем-то совсем неважном, и о чем-то смешном, и о чем-то страшном, и о великанах. Через три дня у Рыжего окончательно прорезались передние лапы… «Ой, что я говорю, — спохватилась Эси, — руки, конечно же!» Она рассматривала, взяв в свои ладони, тонкие пальцы с молодой, полупрозрачной еще кожицей и удивлялась, как раньше никто не понял, это же так ясно: настоящие руки!
Ночью прилетела огромная самка (наверно, теперь правильно будет говорить «женщина» — подумала Эси) и отложила четыре яйца. Дети, караулившие заранее, уложили их в меховые переноски и потащили в дома, устраивать на печках.
Рыжий, терпеливо подождав конца кладки, бросился к самке, жестикулируя новорожденными ручками. Оба птерикса засвистели, застрекотали, рассыпаясь трелями. Когда дети вышли, Эси поторопилась включить подвеску, но не успела: летуны стремительно взмыли в воздух и растворились в звездном небе.
Днем Эси чинила туфли, сидя в избе на лавке с поджатыми босыми ногами, как вдруг оконная перепонка задрожала: кто-то пришел. Так босая и вышла посмотреть. И села на крыльцо с размаху: ноги подкосились. Вернулся Рыжий.
Взрослые птериксы никогда не возвращались, кроме самок, прилетавших отложить яйца. И никогда ни один взрослый птерикс не носил на себе человека. А Рыжий, махнув призывно ручкой, потрусил к Яслям, у двери принял свою обычную позу для надевания упряжи и застыл в ожидании.
Скоро они уже летели к горам, а вся деревня, высыпавшая поглазеть на невиданное дело, смотрела им вслед, раззявив рты.
Над хребтом творилось непонятное, словно мерцало облако искорок всех оттенков золотого цвета. Когда подлетели поближе, Эси поняла: в воздухе кружила огромная стая взрослых птериксов. От свиста голосов звенело в ушах. Эси надавила камень, но понятней эта многоголосица не стала: подвеска переводила отдельные слова, обрывки фраз. Рыжий пошел на снижение, и девочка увидела: великанская повозка опутана сложной сетью, которая тянется вверх, где ее поддерживает десяток летунов. Другие копошатся на самой повозке, третьи то и дело шныряют вверх-вниз.
Эси с Рыжим опустились неподалеку.
— Вот, будем тащить! — пояснил птерикс то, о чем Эси уже и сама догадалась. — Ма! Ма! — передала подвеска крик. Рыжий подпрыгивал, радостно взмахивая крыльями и руками. К ним летела изумрудно-золотая женщина-птерикс. — Ма просила, чтоб я тебя попросил, чтоб ты попросила великанов… В общем, нам кое-что надо. От них.
Птерикс-мама уже сложила крылья и, изящно наклонив голову, засвистела.
— Конечно, мы и так вытащим их летучую повозку. Мне бы хотелось, чтобы никто нас не понял неправильно. Спасение от смерти — не вещь для торговли. Но есть очень важное, что они могут нам дать. Скажи им. Скажи. Вы, люди — почти как они. Ты должна знать, как лучше сказать, чтоб они поняли. Совсем такие же… почти. Руки, ноги, голова, шея, лицо…
— Да как же лицо! И нет никакого лица, и глаз один! — поразилась Эси.
Птерикс издала переливчатую трель, из камня послышался смех.
— Ах, ну ты не видишь… Эта кожура, что на них, для нас она прозрачна. Поверь! Неважно… Пойди объясни им, нам нужно много таких вещей, как у тебя, — золотой коготь указал на подвеску. — Это такой дар — говорить с людьми! Мы теперь не хотим отказаться! Нам нужно много! Много!
Эси вдруг подумала, что пока ее подвеска одна-единственная, сама Эси может стать очень важной особой… Но тут же устыдилась, сжала кулаки, как будто яростно душила недостойную мысль. И побежала вести переговоры. Впрочем, нет, сразу же перешла на спокойный важный шаг: надо все делать солидно, правда же? Не ребенок теперь.