Так вот, мы пошли по реке Чугуев — Северский Донец, встретили «раму». Он за ней, а я, ведомый, — за ним. Догнали ее, он чуть-чуть пострелял, я тоже. Она задымила и сразу ушла вниз. Мы сели, доложили, нам засчитали групповую победу.
С Химушиным вместе я сделал 18 вылетов. Но вскоре погиб он. Они вдвоем с Ширяковым каждое утро, только начинало светать, по одному и тому же маршруту летали на разведку в район Донбасса. Если сейчас анализировать, конечно, глупо это было — не менять маршрут. Видимо, их подстерегли, и Химушина сбили. Он сел на своей территории, но стукнулся при посадке. Посмертно ему было присвоено звание Героя.
Когда Леву нашего сбили, мы на самолетах написали «за Леву!». Мстили за него... И как летчик, и как человек он был очень уважаемый. Жалко его очень было.
—
— По сравнению с Як-3 и даже Як-1 самолет этот был тяжелый, на нем особо не покрутишься. (Хотя в конце войны мне приходилось летать на Як-9Т — он был еще тяжелее, как штурмовик.) Огневая мощь меня устраивала. А вот Як-3 машина была исключительная, просто игрушка. Да, запас топлива был на нем небольшой, но позволял находиться в воздухе час — час и 15 минут, а если бомбардировщиков сопровождали на высоте, то и побольше. Кабина тоже была удобная.
Приходилось лететь на разных самолетах. В эскадрилье они не были закреплены за летчиками — не хватало. Какой подготовят, на том и летишь. Личные самолеты были только у командиров эскадрилий, их замов, командиров звеньев, поскольку на них стояли и приемники и передатчики, а у рядовых летчиков почти всю войну были только приемники.
—
— Пожалуй, понимать, что происходит в воздухе, я стал после пятнадцати-двадцати боевых вылетов. Дело в том, что на первых вылетах явно не хватает внимания следить за обстановкой. Тут остается одно: держаться за ведущим. Он принимает решение, а ты должен не оторваться от него. Состояние очень напряженное, — это же война, знаешь, что тут убивают. Летчик-истребитель должен видеть воздух. Если не досмотрел — расплачивайся. Постепенно втягиваешься, но в любом случае, сколько бы потом ни летали, напряженность присутствует. Это не мандраж, а собранность и готовность к бою.
В боях на Курской дуге мы в основном занимались сопровождением штурмовиков. Потери они несли очень большие. Сколько же их лежало по трассе от Курска до Белгорода! Нам за потерю «ила» от истребителей противника боевой вылет не засчитывался. Так что наша задача — сохранить «илы». Для этого нужно было никуда не отвлекаться, только смотреть, чтобы их не тронули. Обычно «илы» ходили восьмерками. Для их прикрытия выделяли не меньше звена или шестерки истребителей.
До цели штурмовики шли на высоте 1000—1200 метров. Если мы сопровождаем их звеном, то две пары идут по бокам строя, а если нас шестерка, то еще пара идет чуть сзади-сверху. Скорость мы держали примерно 450 километров в час за счет маневра по высоте и направлению. Немцы на встречном курсе к «илам» не подойдут, поэтому основное внимание уделяли задней полусфере. В тот период как раз немцы начали применять атаки строя штурмовиков сзади-снизу. Они пикировали, набирая скорость позади строя «илов», подходили к ним на бреющем и били в брюхо. Крутиться приходилось очень много. Отбил атаку — и тут же возвращаешься на свое место. Если у немцев атака не получилась, они тут же уходили на солнце или в облака, после чего обязательно старались атаковать еще раз, но скорее всего уже сверху по ведущему группы «илов». Когда «илы» подошли к цели, встали в круг, мы тоже метров на 400—600 над ними примерно в таком же круге. Смотрим, чтобы их не атаковали при выходе из пикирования. Очень нужно быть внимательным и при сборе группы: немцы иногда пытались атаковать именно в этот момент.
Домой «илы» возвращались на бреющем полете (до 100 метров), а мы метров на 600 шли. Снизу к ним уже никто не подлезет, а мы сверху прикрываем, и обзор у нас хороший. Такая тактика была правильной.
Более того, если какой-то «ил» был подбит и отставал от остальных, то он все равно мог рассчитывать на нашу защиту. Мы всегда прикрывали основную группу и последнего. Как результат, я не помню, чтобы в нашем полку когда-то не засчитали боевой вылет из-за потери «илов». Каждый командир группы истребителей докладывал начальнику штаба о результатах сопровождения. А перед командиром в свою очередь отчитывались мы, летчики. Помню, говоришь: «Товарищ командир, задание выполнено. Какие замечания?» — «Молодец, хорошо держался», — слышишь в ответ.