Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Не знаю, когда началась моя зависимость. Зато могу сказать точно, когда она кончилась: примерно через две минуты после того, как я увидел комнату, в которой Дэвид составлял план рассадки. Повсюду валялись листы бумаги, и я решил совместить полезное с приятным: помочь Дэвиду навести порядок и удовлетворить свою страсть к превращению старых документов к конфетти. Не помню, сколько страниц Дэвидова плана я успел скормить шредеру, прежде чем он вернулся в комнату и начал кричать. Никогда в жизни не слышал, чтобы он так страшно кричал. Дэвиду вообще не свойственны вспышки ярости, но, похоже, долгие годы жизни с виртуозным мастером истерик он только и ждал подходящего момента, чтобы продемонстрировать все, чему научился. С дикими воплями он изображал сцены надвигающейся катастрофы: как порнозвезды из «Бель Ами» обсуждают свое шоу под названием «Мальчики любят что побольше» с моей матерью или тетей Уин. Он орал так громко, что вопли разносились по всему дому, каждое слово было четко слышно даже в спальне на втором этаже – это я знаю точно, потому что именно там я спрятался, заперев на всякий случай за собой дверь. Нет, я не верил, что Дэвид швырнет мне в голову столь любимый мною шредер, и все же, судя по его крикам, такую вероятность исключать не следовало.

Но в остальном подготовка к церемонии прошла гладко. Наш друг Патрик Кокс устроил невероятный мальчишник в Сохо, в гей-клубе «Too 2 Much». Было очень забавно – представление в духе кабаре. Программу вел Пол О’Грэди[216], он же исполнил дуэт с Джанет Стрит-Портер. Сэр Йэн Маккелен нарядился вдовой Твонки[217]. Выступал Брайан Адамс, и Сэм Тейлор-Вудс спела версию песни Love To Love You Baby. Между выступлениями знаменитого нью-йоркского транс-дуэта «Кики и Герб» и школьного друга Дэвида Эрика Маккормака, который играл Уилла в сериале «Уилл и Грейс»[218], мы посмотрели видеопоздравления Элизабет Тейлор и Билла Клинтона. Джей Ширс из Scissor Sisters так разошелся, что сбросил с себя всю одежду и продемонстрировал танец на шесте, которому научился, работая в нью-йоркских стрип-клубах еще до того, как группа стала знаменитой. Вечеринка получилась чудесная.

Наступил день свадьбы. Мы проснулись прекрасным зимним утром, погода стояла ясная, солнечная, воздух кристально чистый. Несмотря на предпраздничную суету, в доме царила волшебная рождественская атмосфера. Уже приехали гости: семья Дэвида прилетела из Канады, мой школьный друг Кит Фрэнсис с женой прибыли аж из Австралии. На улице персонал добавлял последние штрихи к интерьеру шатров, проверял гирлянды на деревьях. Накануне вечером мы смотрели репортаж о заключении первых гражданских партнерств в Северной Ирландии – там на вступление закона в силу отводилось меньше времени. Пары столкнулись с протестами, евангелические христиане выкрикивали, что это пропаганда содомии, бросали мучные бомбы и яйца. Я сильно забеспокоился – если такое случается с обычными людьми, что ждет нас, знаменитую чету? Но Дэвид убедил меня, что все будет хорошо: полиция в полной готовности, для протестующих отведена специальная зона, так что они при всем желании не смогут вмешаться. Утром начали показывать новости из Виндзора: толпы людей вышли на улицу и атмосфера везде была праздничная. Никто не собирался на нас набрасываться: наоборот, люди несли плакаты с поздравлениями, домашнюю выпечку и подарки для нас. Приехали автобусы телеканалов Си-эн-эн и Би-би-си, репортеры снимали уличные сценки, чтобы потом смонтировать сюжет.

Я выключил телевизор и попросил Дэвида больше ничего сегодня не смотреть. Сказал, что в этот день хочу думать только о нем и чтобы ничто нас не отвлекало. В моей жизни уже была свадьба, но теперь все по-другому. Теперь я чувствую себя собой, могу свободно выразить любовь к другому мужчине способом, о котором и помыслить не мог в те давние дни, когда осознал себя геем, и позже, когда признался в этом журналисту «Роллинг Стоун». В 1976 году никто и заикнуться не мог об однополом браке или гражданском партнерстве, но главное, я сам считал, что раньше полечу на Марс, чем приду к долгосрочным отношениям. Но вот мы здесь. Удивительное событие: не только личное, но историческое; и мы – часть мира, меняющегося к лучшему. Я был так счастлив, как никогда в жизни.

И в этот самый момент появилась моя мать – на этот раз в образе буйного социопата.

Первым признаком надвигающейся бури стало то, что она не захотела выходить из машины. Они с Дерфом приехали в «Вудсайд», как и планировалось, но мама упорно отказывалась идти в дом. Мы уговаривали ее, как могли, она же сидела с каменным лицом и не двигалась с места. Семье Дэвида пришлось выйти на улицу и поздороваться с ней через окно машины. Какого черта с ней случилось? Возможности выяснить у меня не было. По указанию службы безопасности, машины должны были ехать в Гилдхолл друг за другом. Но мама отказывалась ехать. И приходить на приватный обед, запланированный в «Вудсайде» после заключения гражданского партнерства, по ее словам, тоже не собиралась.