Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Потом я отправился на телевизионную церемонию вручения призов International Rock Awards и с ходу набросился на ведущего, комика-гомофоба Сэма Кинисона. Этот тип особенно любил отпускать шутки про СПИД. Через неделю после похорон Райана на радиошоу Говарда Стерна[194] он трепался об этом и весело хихикал. Стоя на сцене, я сообщил, что пришел заявить протест. Я назвал Кинисона скотиной и посоветовал организаторам шоу никогда больше не предлагать ему роль ведущего. Его ответ потряс меня. Он начал говорить, что я должен принести ему извинения и что мои нападки на него – это «вообще за гранью». Человек, который насмехался над тем, как умирают «пидоры» и которого следовало бы осудить за оскорбления и антигуманность, обиделся на то, что я, видите ли, очернил его «доброе имя». То есть ему можно – а другим нельзя? Естественно, ни о каких извинениях не могло идти и речи.

Я отыграл несколько благотворительных концертов для фонда памяти Райана на открытии нового казино Дональда Трампа в Атлантик-Сити. Пригласил Джинни Уайт, но шоу прошли не слишком удачно. Я накачался спиртным, наркотиками и на сцене делал нелепые ошибки. Ничего криминального – где-то забыл слова, где-то промахнулся с клавишей. Сомневаюсь, что кто-то из зрителей это заметил, и никто из группы ничего мне не сказал. Я никогда не тратил много времени на «разбор полетов» после концертов, мы не просиживали часами, не выискивали ошибки, не обсуждали, кто и где налажал. Я просто говорил, что все молодцы и все прошло отлично, и отправлялся восвояси. Но в Атлантик Сити в глубине души я осознавал, что сейчас нарушил еще одно свое негласное правило. Пара дорожек кокаина после концерта – это пожалуйста. Но перед выступлением? Нет, раньше я такого себе не позволял, считая это проявлением неуважения к зрителю.

Я прилетел в Атланту к Хью, где меня ждала ошеломляющая новость: он собирается завязать с алкоголем и наркотиками, но без помощи не справится. Поэтому он уезжает в реабилитационный центр. Он уже записался на программу в «Сьерра Таксон», в том же самом центре, где Ринго Старр пару лет назад лечился от алкоголизма. Так что сегодня вечером он уезжает.

После того что случилось в Индианаполисе – после стыда, который я испытывал, глядя на маму и сестру Райана, после ужасного ощущения от собственного вида на экране во время репортажа с похорон, – можно было подумать, что слова Хью я встретил с пониманием. Более того, я должен был отправиться туда с ним. Но ничего подобного – я впал в безумную ярость. Хью был последним из соучастников моих «преступлений», и раз он признает, что у него есть проблемы, – значит, те же проблемы имеются у меня. Он только что обвинил меня в том, что я наркоман.

Не он первый давал мне понять, что мне требуется помощь. Мой личный помощник Майк Хьюитсон, уже уволившись, написал мне очень толковое письмо: «Вы должны остановиться. Прекратите заниматься этими глупостями, не запихивайте больше в нос этот чертов порошок». Моя реакция? Я не общался с ним полтора года. Со мной пытался говорить и Тони Кинг. Как-то они зашли ко мне с Фредди Меркьюри, и Фредди потом сказал ему, что, похоже, я в беде и Тони обязан вмешаться: «Ты должен помочь, ведь это твой друг». В устах Фредди, который сам любил выпить и не понаслышке знал, что такое кокаин, это заявление звучало более чем серьезно. Но я не прислушался к словам Тони, отмахнулся – да ну, типичная ханжеская проповедь бывшего алкоголика. За пару лет до этого на ту же тему со мной заговорил и Джордж Харрисон. Дело было на грандиозной вечеринке в арендованном мною доме в Лос-Анджелесе. Мы украсили сад иллюминацией, я пригласил всех, кого знал в городе, Боб Хэлли разжег барбекю. Где-то в середине празднества, когда я находился уже в невменяемом состоянии, в сад вошел человек, одетый небрежно и по-простому. Кто это, черт дери? Наверное, кто-то из прислуги? Может быть, садовник? И я заорал:

– А что, садовник тоже решил с нами выпить? Как интересно!

Наступила гробовая тишина. Потом Боб Хэлли тихо сказал:

– Элтон, что с тобой? Это не садовник. Это Боб Дилан.

Собрав остатки разума, измученного кокаином, я попытался исправить положение – бросился к Бобу, обнял его и повел в дом.

– Боб! Боб! Разве можно приходить на такую вечеринку в затрапезном виде? Давай поднимемся наверх, дорогой, и я подберу тебе что-то из своих нарядов. Ну, идем же!

Боб смотрел на меня с ужасом: его явно не вдохновила перспектива одеться, как Элтон Джон. Дело было в конце восьмидесятых, я тогда носил бог знает что – например, розовый костюм с соломенной шляпой, из чьей тульи торчала вверх увесистая модель Эйфелевой башни. Так что Боба вряд ли стоило винить в нежелании следовать моим модным пристрастиям. Влекомый кокаиновым угаром, я продолжал тащить Боба в дом, и тут до меня донесся знакомый голос с ливерпульским акцентом.

– Элтон, – спокойно произнес Джордж, – я считаю, тебе надо притормозить с порошком.