Я еще жив. Автобиография

Однажды ночью, накачавшись опиатами, весь в проводах, я решил выдернуть все кабели. Прозвучала тревога, и сестры моментально прибежали ко мне. Мне сделали суровый выговор. Неудивительно – именно эти провода поддерживали мою жизнь. Они в буквальном смысле слова подключали меня к резервному генератору жизни.

Раньше я был притуплен алкоголем, теперь – наркотиками, и я увяз в этом настолько сильно, что – я даже не знал об этом – врачи мягко, но поспешно брали под руку Линдси и спрашивали: «В порядке ли завещание мсье Коллинза?»

Прошло две недели. Я спросил у главного врача, профессора Бергера: «Не мог бы я, пожалуйста, вернуться в Женолье сегодня?» Она ответила отказом. Может, завтра. Я отчаялся когда-либо выбраться оттуда. Я лежал в одной палате с жертвами дорожной аварии (они были на мотоцикле), попавшими в больницу в субботу ночью. Нас отделяла только занавеска, и я слышал стоны оттуда. Я понимал, что парень в нескольких сантиметрах от меня был сплошным кровавым месивом. Мои кошмары стали еще ужаснее.

К счастью, все это время Дана постоянно была со мной в больнице. Ей удалось благодаря понимающему боссу взять отпуск по семейным обстоятельствам. Она была рядом, когда я просыпался и когда я засыпал. Это немного помогало мне.

В конце концов меня отпустили, и у меня началось нечто вроде нормальной жизни. Я сидел на множестве препаратов – от повышенного кровяного давления, панкреатита, проблем с сердцем. И вопреки всем советам врачей, неврачей и здравому смыслу я снова начал пить – понемногу. Сначала понемногу. А что мне еще было делать? Моя семья бросила меня, и я в одиночестве (большую часть времени) слонялся по Феши. Дана приезжала иногда на несколько дней, ко мне также заходила Линдси, хотя после отъезда мальчиков в этом не было необходимости. Я знал, зачем она это делала. Она хотела знать, жив я или нет.

Так как теперь мои сыновья были в Майами, мне нужно было летать туда. Именно тогда и случился очень страшный полет. Достигнув самой низшей точки в своей жизни, я должен был взлететь высоко в небо.

* * *

Мы с Линдси и Дэнни договорились полететь в США: сначала – в Нью-Йорк, а потом на частном самолете добраться до Майами. Линдси приехала в Феши, чтобы отвезти меня в аэропорт в Женеве.

«У вас все хорошо?» – спросила она.

«Конечно!» У меня все было отлично, потому что, проснувшись, я допил оставшуюся с вечера бутылку. Для меня было в порядке вещей первым делом с утра пойти к холодильнику, достать водку, выпить несколько глотков – у-уф! – и начать день.

Мы вылетали примерно в полдень, поэтому прибыли в комнату отдыха швейцарского аэропорта в 10 утра. Линдси и Дэнни начали пристально следить за мной. Но я знал, где все находилось – под «всем» я подразумеваю выпивку, – и знал, что мне нужно было делать и насколько быстро. Пока они покупали кофе, я отошел ненадолго. Быстро выпил. А потом еще. Стоя около холодильника, я не отрывался от горлышка водки. Они не видели меня.

Именно тогда ситуация начала выходить из-под контроля, если уже не вышла к тому времени. Новый генеральный директор аэропорта пришел поприветствовать меня. По всей видимости, мои ноги меня уже не слушались. Я не встал с кресла, чтобы сказать «рад с вами познакомиться» и немного поговорить, что я, как правило, всегда делал в подобных случаях. Я вел себя неожиданно бестактно, и все были очень смущены.

Глава аэропорта ушел. Мы сели в самолет. «Бокал шампанского, мсье Коллинз?»

«Да, хорошо».

На тот момент я не был пьян. Уверяю вас, я не был пьян. Но, как мне потом рассказала Линдси, я не поднял спинку кресла при взлете. Я наотрез отказался это делать. Даже когда мы только заходили в самолет, командир экипажа преградил нам путь. Я никак не отреагировал на это, но он был обеспокоен явным нарушением порядка. Нужна ли нам была медицинская помощь? Линдси и Дэнни, как и ожидалось, прикрыли меня, свалив всю вину на проблемы с коленом. Это все действие препаратов, командир, честное слово.

Им пришлось застегивать мой ремень и смириться с тем, что я не хотел поднимать спинку кресла. Моим друзьям пришлось провести весь восьмичасовой перелет через Атлантический океан, бдительно наблюдая за мной, чтобы меня не потерять.

Я совсем ничего не помню из того перелета – ни взлет, ни посадку, ни восемь часов перелета.

Дальше было только интереснее.