Я еще жив. Автобиография

Когда мы сели в Нью-Йорке, меня пришлось вывозить из самолета на инвалидной коляске. По неведомой мне самому причине меня с огромным трудом смогли разбудить, но я совсем не мог ходить. Николетта, милая румынка, приветствовавшая пассажиров первого класса, докатила меня до комнаты отдыха, после которой мы сели в частный самолет до Майами. Этот полет я также совсем не помню.

Затем я уже вел себя не просто упрямо… по всей видимости (на самом деле, как я потом узнал, я вел себя ужасно). Когда мы прилетели в Майами и заселились в отель, стало очевидно, что кто-то позвонил Орианне, потому что она была в курсе моего состояния. Ужасно испуганная, она приехала в отель с Ником и Мэттом. Планировалось, что она оставит детей со мной, чтобы мы могли чудесно провести время в эти выходные. Дану тоже оповестили, и она уже мчалась из Нью-Йорка, чтобы присоединиться к вечеринке.

А я? Я чувствовал себя очень бодро. Я говорил всем: «В чем проблема?»

На тот момент я был в своей комнате. Там была кухня, а на кухне – бутылка виски. В общем, я открыл ее и выпил несколько стаканчиков. Это наглядно показывает, какая у меня выработалась терпимость к алкоголю. Я начал выпивать с момента вылета из Швейцарии – уже примерно восемнадцать часов подряд.

Приехал муж Орианны и забрал детей. Они не понимали, что все это значило. «Что происходит? Куда мы едем? Ведь папа здесь!»

В то время как моих сыновей забирал их отчим и пока ко мне еще не приехала Франческа, подруга-доктор Орианны, я пошел в ванную, снял обувь, поскользнулся на полотенце и своих носках и с грохотом упал на пол.

Пошатываясь, я выбрался из ванной, и Франческа приказала мне сесть. Я хотел лечь на кровать, но мне было слишком больно. Она сказала: «Нам придется отвезти тебя в больницу». Оказалось, что я сломал ребро. И ребро прокололо легкое.

Я все еще сопротивлялся. «Со мной все в порядке! Я приехал, чтобы увидеться с детьми!» Но доктор настаивала на своем. У меня начала кружиться голова – даже для такого алкоголика, как я, такое поведение было нетипичным. Я подумал о том, что смешал свои препараты (одним из которых был «Клонопин» – сильный транквилизатор) с выпивкой.

Вдруг в комнате появились двое крепких мужчин.

«Я не поеду в больницу».

«Поедете. Эти люди помогут вам».

Я подумал: «Сестра Рэтчед»[66].

Итак, они «помогли» мне – пинающемуся и кричащему – сесть в инвалидную коляску и повезли меня к выходу. Линдси была за моей спиной. Это был самый худший ее кошмар.

Внизу, в вестибюле отеля, управляющая, которая была так мила и внимательна по отношению ко мне, уже выглядела обеспокоенно. «Вы в порядке, мистер Коллинз?» Но на самом деле она хотела сказать: «Пожалуйста, не умри здесь».

К тому моменту Дана уже прилетела из Нью-Йорка и была со мной. Я сказал ей: «Я хочу быть рядом с мамой». Моя мама умерла в ноябре, годом ранее.

Меня доставили в медицинский комплекс «Маунт-Синай» и положили в палату. Там уже сидел еще один крепкий мужчина. Я сказал ему: «Вы можете идти, со мной все хорошо».

«О нет, я буду здесь всю ночь».

«А если я захочу в туалет или пукнуть, вы все равно будете здесь? Вы мне не нужны».

Но я посмотрел на свое запястье и увидел браслет с надписью «опасен». Могу выпрыгнуть в окно. И он будет тут сидеть со своей лампой и книгой, чтобы не дать мне причинить вред себе или другим.

На следующий день я уже был готов свалить оттуда. Я встретился с доктором. Она сказала: «Я могу вас отпустить, только если вы где-нибудь пройдете реабилитационный курс».

Я сказал: «Не думаю, что я смогу это сделать».

Я вернулся в отель, который все еще почему-то был гостеприимен ко мне. Дана и Линдси уже были там, и обе плакали. Они больше не могли так жить. Они сказали мне, что я больше не мог так жить. Мальчики тоже волновались за меня.

В Швейцарии они видели, что я пил. Однажды Николас дал Линдси довольно мудрый совет: «Мне кажется, нам нужно перестать покупать папе алкоголь». Линдси было ужасно тяжело слышать такие вещи от десятилетнего мальчика. Отец подавал ему отвратительный пример.

Дома, в Феши, они также видели, как я падал. Не потому что был пьян. А снова из-за губительного сочетания «Клонопина» и алкоголя, из-за которого я легко терял равновесие. Я встал, чтобы обнять их. Ба-бах. Я ударился зубами о керамическую плитку в гостиной. Там до сих пор есть след, а на моих зубах до сих пор остались сколы. Рана на губе заживала очень долго; но что никогда не заживет, так это воспоминание о том, как Мэттью кричал: «Линдси! Ля-ля! Ля-ля! Папочка упал!»