Немного обсудив свое выступление перед самым выходом, мы появились на сцене примерно в два часа дня. Публика кричала безумно громко, когда мы выходили. Ведущий Ноэль Эдмондс сообщил зрителям, что как только я закончу свое выступление здесь, я сразу же сяду в «Конкорд» до Филадельфии, чтобы появиться на сцене и там. Овации стали еще громче.
Я был как на иголках и дико нервничал. Меня волновала логистика – получится ли у нас совершить этот перелет? И я также должен был выступить на высочайшем уровне перед миллиардной телеаудиторией со всего мира.
За секунду до выхода совершенно будничным тоном Стинг сказал мне: «Кстати, иногда я могу напутать слова в песне…» И в следующее мгновение я уже сидел за фортепиано, а он был на другом конце сцены на «Уэмбли» и пел: Every breath… every move… every bond… Я пел правильные слова, но этот негодяй, выражаясь метафорически, снова импровизировал в своем нижнем белье.
Тем временем миллионы зрителей кричали мне: «Заткнись, Коллинз! Ты, черт возьми, поешь не те слова! Ты должен был все отрепетировать!»Если бы только это было моей единственной проблемой в тот день.
День был очень солнечным, поэтому на сцене стояла невыносимая жара. Я настолько сильно вспотел, что в какой-то момент мой палец слетел с клавиши во время Against All Odds. Это была грубейшая ошибка, и я практически почувствовал, как на «Уэмбли» вздрогнули 80 000 человек. Эту неверную ноту услышал весь мир. Из-за этого и моих «ошибок» в тексте Every Breath я уже выглядел в его глазах каким-то профаном.
Но я ушел со сцены до того, как осознал это. Я торопился поскорее вылететь, но – хоть мы и должны были незамедлительно отправиться в Америку – мне пришлось ждать примерно час, пока Ноэль Эдмондс и его вертолет не подобрали меня и не довезли до Хитроу. Даже Гелдоф не мог заставить работников аэропорта как можно скорее разрешить нам садиться.
Меня заверили, что я не был единственным, кто летел в Филадельфию, – я точно не хотел показаться позером, собиравшимся сыграть на двух концертах. Меня успокоили – Duran Duran также должны были лететь со мной.
Но оказалось, что они теперь выступали только в Америке. Совершенно внезапно я остался один, и ситуация изменилась. В высококлассном составе поп– и рок-музыкантов, выступавших на Live Aid, каждый был особенным, но некоторые были еще более особенными по сравнению с другими. Итак, мы с Джилл на машине выехали к вертолету, скрывшемуся в поле недалеко от нас. Разумеется, каждый наш шаг снимало телевидение. «А вот и ухмыляющийся Фил Коллинз – он все еще в том же костюме, не успев еще даже высохнуть после выступления, уже мчится в Филадельфию. Вот это да!»
Мы сели в вертолет, взлетели, быстро добрались до Хитроу, где приземлились прямо около «Конкорда» – и все это снимали камеры.
Этот рейс входил в расписание аэропорта, поэтому он был полностью загружен пассажирами, ожидавшими взлета. И вдруг на борт вваливаются какие-то потные ребята. Большинство пассажиров понимали, что происходило, потому что об этом сообщалось во всех газетах, а некоторые подталкивали соседей локтем и шептали: «А он гораздо ниже, чем я думал».
Но не все, как оказалось, были осведомлены по поводу происходящего. Примерно в середине самолета, по пути к своему месту, я увидел Шер. Она явно не понимала, из-за чего был весь переполох. Она была в обычной одежде и совсем не выглядела как «Шер». Она заметила меня и преследовавший меня целый отряд журналистов и фотографов.
Я был немного смущен ее присутствием.
Во время полета она подошла поздороваться со мной.
«Привет, Фил, что происходит?»
«Мм, а ты не знаешь про грандиозный концерт Live Aid? В Филадельфии, на «Уэмбли», миллиард зрителей по всему миру? Мы как раз едем в Филадельфию, чтобы выступить там».
«О, а ты не мог бы договориться, чтобы я тоже поучаствовала в нем?»
Я подумал: «Опять? Я кто вам, чертов музыкальный менеджер?»
В общем, я сказал Шер, как и Роберту, что я ей для этого не нужен. Она же Шер! Я был уверен, что ее и так без проблем возьмут.