Тем временем начали появляться слухи по поводу моего перелета на «Конкорде». Самый распространенный из них – что я был не в себе из-за кокаина. Но я никогда бы не смог сделать все, что я делал на Live Aid, если бы был под кайфом. Однако я примерно понимал, откуда взялся этот миф. Ведь мы же были честолюбивыми рок-звездами! В восьмидесятых! Это десятилетие славилось именно такими вещами. Но я работал постоянно и делал это не благодаря каким-то веществам.
Когда дело казалось моих обязанностей, я подходил к делу крайне ответственно. Особенно – 13 июля 1985 года, в самый ответственный день моей жизни. Я даже не выпил бесплатный бокал шампанского в «Конкорде». Возможно, его стащила Шер.
В середине полета мне необходимо было связаться с телевидением в прямом эфире с помощью коммуникационных систем в кабине пилотов. Итак, я отправился туда. Пилоты оказались действительно первоклассными – они сказали мне: «Нам не следовало бы этого делать, поэтому не говорите об этом никому…» Я подумал: «Но меня же будет слышать весь мир!» Капитан также не лучшим образом справился с настройкой радиовещания.
Телевизионная студия в Лондоне, где представители BBC старались поддерживать всеобщее возбуждение. «А сейчас мы переходим к прямой связи с Филом Коллинзом, который сейчас находится в кабине пилотов «Конкорда»! Как дела, Фил? Как чувствуешь себя?»
«Все в порядке, мы уже на полпути…»
Гости программы – Билли Коннолли, Эндрю Риджли из Wham! и Памела Стивенсон – были в замешательстве. В эфире раздавались только приглушенный треск и помехи. Коннолли недоверчиво отнесся к этому. «Это мог бы быть кто угодно! Он сейчас может быть вообще в другом месте!»
До того как я узнал об этом, мы уже приземлились. Мы сразу сели в вертолет из аэропорта имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке, без таможни, и отправились на стадион «Джон Ф. Кеннеди» в Филадельфии. Для этого нам потребовалось почти столько же времени, сколько мы летели из Лондона в Нью-Йорк.
Мы приехали, и за кулисами я встретил свою правую руку и старого друга Стива «Пада» Джонса. Он сказал, что с барабанами все в порядке. Я заглянул в гримерную к Эрику и почувствовал, что даже его команда перешептывалась между собой: «Чертов позер…» Но я узнал, что мы собирались играть, и песни оказались довольно легкими. Я чувствовал мощный выброс адреналина и был настроен очень решительно. Останавливаться было уже поздно.
Затем меня поймал Кенни Краген, менеджер Лайонела Ричи. Он отвечал за финальную песню We Are The World, которую написал Лайонел.
«Фил, не мог бы ты спеть одну строчку в песне?»
«Мм, а когда она будет?»
«Там всего одна строка, ничего сложного».
«Да, хорошо, я согласен».
После этого я пошел к фургону Led Zeppelin. Еще до того, как войти, я почувствовал, как над ними сгустились тучи.
Ситуация была следующая. Роберт отстранился от всех – просто славный малый. Роберт и «я не хочу иметь ничего общего с Led Zeppelin» – атмосфера была странной. Гнетущая обстановка. Я бы даже сказал – дьявольски гнетущая. Сразу было очевидно, что Джимми был, скажем так, беспокойным. Взвинченным. Только позже, посмотрев запись концерта, я заметил, что во время выступления у него изо рта текла слюна и он с трудом стоял на ногах, пока был на сцене. Кит Ричардс делал нечто подобное, но это было прекрасное выступление. А Джимми просто был похож на жирафенка.
Но все это веселье нам только предстояло пережить. А пока меня представили Джону Полу Джонсу, который был тише воды ниже травы. Затем меня познакомили с Тони Томпсоном. Он вел себя со мной очень холодно. Я рассказал ему о нескольких трудностях, с которыми можно столкнуться, когда на сцене играют одновременно два барабанщика. Я годами выступал так в Genesis и со своей собственной командой и прекрасно понимал, каким ужасным может получиться звук. Главный вывод, который я сделал после тяжелого опыта выступлений, – это играть как можно проще и ничего не усложнять.
Но взгляд Тони красноречиво говорил мне о том, что ему не интересны «подсказки» какого-то перелетевшего через океан чужака, который только что вылез из «Конкорда».
Кажется, я начинал медленно понимать, что происходило: эти ребята много работали, готовясь к выступлению на Live Aid, и Тони репетировал с ними как минимум неделю. Для всех это было очень серьезным событием, но я – возможно, немного легкомысленно относившийся к этому – не осознавал, какие большие ставки были сделаны на этот концерт.
Затем Джимми посмотрел на меня. «Итак, – произнес он, рыча и растягивая слова, – ты знаешь, что мы будем играть?»
«А, да. Конечно. Единственное, что мне не очень удается, – это партия с гитарным фламенко перед соло в Stairway to Heaven».
«Ну и как же оно звучит?»
«Я думаю, вот так…»
«Нет, не так!» – самодовольно ухмыльнулся мистер Пейдж.
Я подумал: «Хорошо! Помогите мне. Не надо говорить мне, как она не звучит. Расскажите мне, как она звучит!»