Я это заслужил

«Андрес такой, каким ты его видишь, никаких масок, никакого притворства, – говорит его сестра Марибель. – Одного только не видишь: его страданий. Их он носит в себе. Закупоривает в себе. Все до единого. Так поступают в нашей семье все, особенно бабушка по маминой линии».

Марибель на два года младше Андреса, и когда ее брат уехал в Барселону, она только совершила первое причастие в Фуэнтеальбилье. «Мне было десять лет, я была очень мала; мне было трудно без старшего брата в доме. Я виделась с ним раз в месяц максимум. Иногда мы по пять недель не выбирались к нему в Барселону. Когда я, наконец, переехала туда жить, казалось, что мы два незнакомых друг другу человека: одному 17 лет, другой 15. Я не выпускала его из виду, не готова была отпускать его ни на секунду. Я все хотела делать вместе с ним. Как будто пыталась наверстать упущенное время. Я видела, как терзаются мои родители, дедушки и бабушки, а сама я проводила время с ним только летом и на Рождество. Никогда не забуду эти поездки в Фуэнтеальбилью из Барселоны после визитов к нему. В машине стояло молчание, никто ничего не говорил. Казалось, что поездка всегда получается невыносимо долгой. Мне было 12, 13, 14… и мы все ночевали в одном и том же номере, спали в одной кровати, чтобы можно было потом поехать в Барселону и повидать его в «Ла Масии».

В Фуэнтеальбилье наши спальни были рядом, – говорит сестра Андреса. – Так что каждый раз, проходя мимо его комнаты в свою, я думала о нем. И думала особенно часто, когда у папы случались плохие дни или когда в семье назревал кризис – а за пять лет, что он провел вдали от нас, их было немало. Мне было все равно, что говорили друзья: «Твой брат будет играть за «Барселону»! Это так круто!» Это не было утешением для меня. Тогда мобильных телефонов не было. Вечерами, когда у него получалось, он звонил, часов в 10 вечера. Но не мог рассказать многое, потому что в «Ла Масии» выстраивалась длинная очередь к телефону из детишек, хотевших позвонить домой».

«Его мечтой всегда была игра в футбол, и он обязан был попытаться – ради себя и папы, – говорит Марибель. – Мы все четверо довольно упрямые. Андрес в точности как папа; им нравится все держать под контролем, за всеми присматривать. Они всегда на связи, всегда готовы прийти на помощь».

Так если они так похожи, значит, Марибель тоже переживает и нервничает, смотря на игру Андреса? «Да, я действительно очень переживаю, – говорит она. – Но в отличие от них я на матчи хожу, стараюсь залезть ему в голову, узнать, что он думает и чувствует. А когда ты на трибунах, ты порой слышишь такое, после чего думаешь, что больше не сможешь молчать. Хочется крикнуть: «Эй, ты о моем брате говоришь! О моей плоти и крови!» Но приходится просто проигнорировать, проглатывать. Мой парень, Хуанми, всю жизнь болел за «Барселону», а теперь фанатеет от нее еще сильнее, само собой, вот он склонен отвечать, гораздо чаще, чем это делаю я. Я ответила только раз, и то потому, что они все не умолкали: казалось, что их слова звучат как работающая у самого уха дрель».

Когда настал момент, именно Хуанми сообщил новости Марибель. «Марибель не видела гола в финале Чемпионата мира, – объясняет Хуанми, – и это несмотря на то, что мы были на стадионе в Йоханнесбурге. И хотя мы сидели довольно низко, неподалеку от скамеек запасных, где-то посередине испанской половины поля, мы находились довольно далеко от тех ворот, в которые был забит гол. Я смотрел за тем, как раскрывается комбинация, и со стороны было понятно, что такой эпизод обязательно закончится голом, я каким-то образом предчувствовал это. Даже был уверен.

Там были Анна, жена Андреса; Жоэль, один из его лучших друзей; Марибель и я; эта комбинация получалась типично голевой в том смысле, что с каждым ее ходом ты привставал с кресла все выше, словно ожидал, что сейчас что-то произойдет. Мяч приближался и приближался к штрафной, и вот я уже стою, мяч попадает к Андресу, и я кричу: «Бей! Бей! Бей, Андрес!» Когда мяч влетел в сетку, я сошел с ума. Реально обезумел».

Настолько, что Марибель сказала: «Успокойся, а то сердечный приступ заработаешь. Еще четыре минуты играть вообще-то».

А я ответил: «Дорогая, ты знаешь хотя бы кто забил?»

«Нет. Я в восторге, что забила Испания, но матч еще не кончился».

Я поверить не мог. И потому спросил еще раз: «Марибель, ты знаешь, кто забил гол?»

«Нет».

«Твой брат, Марибель. Гол забил твой брат».

И тогда уже она сошла с ума. А я сказал: «Успокойся, матч-то еще не кончен. Еще четыре минуты играть»».

Те четыре минуты получились самыми долгими в их жизни.

* * *