Я. Философия и психология свободы

Человек не становится лучше оттого, что он умер. Но он вызывает сочувствие у окружающих именно потому, что он умер и в этом состоянии стал по-младенчески беспомощен, а они все – живы и полны сил. Покойник даже похоронить себя не может, и процедура его торжественного захоронения становится милостью к павшему. Посмертные хлопоты вокруг совершенно беззаботного и равнодушного ко всем ритуалам мертвеца, если игнорировать присутствие в погребальных услугах естественной санитарии и неестественного тщеславия близких, – это наша милость к проигравшему, ибо подсознательно мы все ощущаем себя участниками грандиозной битвы со смертью, цель которой в том, чтобы проиграть это сражение как можно позже.

В сочувствии живых есть и доля их превосходства над мертвыми. Человек может сказать себе: «Он был таким богатым, но не смог купить себе пару лет», - или: «Он был такой умный, но обмануть смерть ему не удалось». Этот «он» мог быть знаменитым, могущественным, красивым, талантливым, удачливым, праведным, сексуальным, обладать любыми выдающимися качествами, но в конце концов он проиграл всем живым. Так рождается формула на любые человеческие времена: «все суета сует». Это также и утешает человека, которому нечем похвастать кроме того, что он все еще жив. Поэтому же лежащий на предсмертном ложе тоже сознает себя проигравшим. Легкомыслие тут не к лицу. Он либо замыкается в гордом одиночестве, догадываясь, что будут чувствовать его недруги, узнав о его смерти и глядя на его беспомощный труп, либо ищет примирения с ними, надеясь так усилить свои позиции в гробу. Умирающий не тянет за собою живых в царство мертвых, которое, возможно, и является раем, где он, наконец, избавится от человеческого. Живые тянут умирающего назад в этот мир, который, возможно, следует считать адом.

Смерть может быть заразительной только в смысле инфекционной эпидемии. Человек не хочет быть проигравшим. С этого и начинается вся его эзотерика и магия, основанные на спекуляциях о потустороннем, темном мире. Речь здесь не о том, насколько они физически, т.е. объективно оправданны, но о том, что эти спекуляции субъективно объяснятся именно тем, что самосознания не хочет признавать свой тотальный проигрыш. Что-то должно остаться от него. Так чувствует себя человек, который выходит из казино с пустыми карманами, поскольку оставил в нем все свои сбережения. Уже смирившись с проигрышем, он продолжает ощупывать свои карманы, ища там хоть какую-то завалявшуюся мелочь на проезд. Учения, которые постулируют иной мир, но при этом отказывают ему в человеческом, не приносят самосознанию удовлетворения, ибо самосознание не хочет расставаться с собою без остатка. Оно готово примириться даже с преисподней, если в ней остается что-то человеческое, пусть хоть это будут – человеческие муки. Ему легче принять смерть с дьяволом, демонами, голодными духами и всей нечистью, чем смерть, в которой нет даже дьявола, нет ни одного кванта его души, нет ничего… кроме бесчеловечного Бога, панпсихического Сознания, нуминозного Я.

Все религии так или иначе постулируют существование загробной жизни. Истинное ничто (Дао) – немыслимо. Мыслимое ничто – это уже нечто. Только поэтому мы вообще способны осмыслить небытие и приписать ему некую онтологию. А это позволяет даже самому скептичному в метафизическом смысле уму найти альтернативу этому миру - небытие, в котором, по крайней мере, нет ничего от человеческого существования. Т.о. мы всегда держим в уме два мира – наш, белый, и другой, темный. И что бы при этом не говорилось про этот темный мир, в восприятии любого живого существа, включая животных, только светлый мир остается истинным. Победить в этом мире – значит вытолкнуть противника в другой, темный мир и при этом самому остаться в свете. Уйти вместе с противником – это уже не победа, и уж тем более победителем не может считаться в человеческом понимании тот, кто сам ушел в небытие, оставив своим врагам этот мир под солнцем.

Апостол новой религии Павел восклицал в своем послании к Коринфянам: «А если Христос не воскрес, то проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15, 14). В христианском понимании – смерть Иисуса становится победой только в том случае, если Мессия, выброшенный злодеями в другой мир, смог вернуться вновь к смертным. Разве не странно, что человек, выстроивший свое учение на Царстве Небесном и говоривший, что он «не от мира сего» и тем самым «победил этот мир», а затем в подтверждение своих слов ушедший навсегда в это Царство, не считается его адептами победителем, если он не смог вернуться? Потрясает тут то, что в человеческом восприятии христиан Иисус только тогда хорош, когда он отрекается от собственных идей, возвращается к человеческим ценностям и становится попросту шарлатаном: дав себя вытолкать в одну дверь, тут же, будто иллюзионист, возвращается на сцену через другую дверь.