Я. Философия и психология свободы

У России только две дороги. Можно встать на прежний «особый» путь. И опять пытаться усидеть на двух стульях, обижаясь, что вас используют и спереди, и сзади. И поклоняться двуглавому выродку. И опять задаваться пошлым интеллигентским вопросом: кто виноват. И взрастить очередного Хозяина, который всех расставит по местам, ибо «земля наша обширна и хороша, а порядка в ней нет». А потом шептаться на своих интернетовских кухнях и уже это считать неслыханной храбростью. И опять чувствовать свое странное уродство среди народов, с которыми хочешь быть на равных. И опять негодяйствовать в хохоте. И опять быть идоложертвенным мясом империи. И опять ждать часа, когда можно будет воскликнуть: король умер, да здравствует раскол!

Или, наконец, перестать кормить империю свои мясом и дать ей умереть с голоду. И разойтись по десяткам своих человеческих родин. Пусть этот бог, питающаяся человечиной, сдохнет! Освободиться от этой родной и ненавистной коммунальной отчизны, от этого Молоха, в пасть которого необходимо каждодневно бросать человеческие жертвы, ибо тварь эта постоянно требует жрать. Пусть низвергнется в бездну прошлого этот багряный зверь со всеми его головами, рогами и печатями на челе. И пусть вострубят все ангелы разом:

Не человек для родины, родина – для человека!

Бытие и Танатология

Когда разрублены все узлы в сердце, даже при жизни человека, тогда смертный становится бессмертным. Только это – наставление всех Упанишад.

Катха-Упанишада

Экзистенция человека – занятие повседневное и коллективное. И только две точки, ограничивающие этот отрезок общего времени от рождения до смерти составляют самое интимное в его жизни. Именно в своем рождении и в смерти человек открывает собственную индивидуальность. Даже секс не столь интимен. Строго говоря, человек не многое может назвать своим. Он говорит «мой дом», «моя работа», «мои близкие», «моя страна», «мой бог», но все это – сущности коллективные, и у них, помимо человека, оказывается много таких же собственников. По-настоящему собственными являются для самосознания только его рождение и смерть. Это – всегда чье-то личное рождение и чья-то личная смерть. Как говорит в книге «Человек перед лицом смерти» историк Ф. Арьес: «Происходит открытие индивида, осознание в час смерти или в мысли о смерти своей собственной идентичности, личной истории, как в этом мире, так и в мире ином». Выделение человеком себя в отдельную солипсическую сущность, которая уже не является частью единого целого, неизбежно должно привносить элемент страха в его восприятие смерти.

Слово «восприятие» как философско-психологический термин отражает некую номинальную способность самосознания. Но, как это всегда бывает с терминами, они содержат в себе также побочные языковые смыслы, на которых и выстраивается принятая в литературе игра слов. «Восприятие» - это еще и нечто приятное. Что может быть приятного в смерти? Человеческая цивилизация вся выстроена на двусмысленностях. В первую очередь ханжество цивилизации проявляется в ее отношении к смерти, ибо мораль, которая по определению выстраивается на противопоставлении добра и зла, начинается с отношения к самому главному злу в психологии человека – к смерти. Традиционное восприятие в обществе суицида и эвтаназии является негативным, а люди, совершающие акт добровольного ухода из жизни, так или иначе приравниваются к изгоям общества.

Известно, что гормональная система меняет наше умонастроение при дефиците жизненных благ. При этом, как ни странно, она действует от обратного: по мере ухудшения качества жизни инстинкт выживания поощряется сильнее. Только этим можно объяснить, во-первых, тот факт, что статистика суицидов не имеет прямой зависимости от экономической состояния страны, а во-вторых, понять, почему в тюрьмах, на войне и прочих экстремальных условиях люди не совершают массовые самоубийства. Именно в такие периоды эволюция включает весь свой арсенал. Кризис ценностей наступает для тех, кто вернулся с войны, как это, например, было для «потерянного поколения» после 1 Мировой войны.