Я. Философия и психология свободы

Принцесса чувствует себя недооцененной миром и предъявляет окружающим свои требования именно в истерических формах: сценах обиды, возмущения, ревности, в показательных скандалах и суицидальных декларациях. Поскольку такое поведение традиционно трактуется как «женское» и сам мужчина в роли принцессы сознает неестественность собственных реакций, то именно он оказывается часто склонен привнести в свои поступки «мужские» элементы мифологемы воинственного царя. Например, практиковать семейное насилие или совершить показательные убийства других с последующим суицидом. Можно сказать, что маниакальные убийства и террористические акты – это истерика по-мужски, а мужчина в статусе принцессы есть потенциальная бомба с часовым механизмом, которая взрывается либо дома, либо в общественном месте.

Напротив, женщина, принявшая на себя мифологему воинственного царя, полностью избавляется от истерических наклонностей, а вместе с ними – и от части своей женственности. Деловая женщина, женщина-вампир – это фактически царь в юбке. При этом она часто проявляет повышенную воинственность, которую взрастила в себе искусственно, не пройдя через ту школу, которая учит мужчину еще с юности считаться с другими царями, ибо за такое пренебрежение они бывают биты. «Железная леди» иногда поражает зрелых (и битых) мужчин своей жесткостью и бессердечием, а «орлеанская дева» вдохновляет их на безрассудства своей безоглядной смелостью (которая, как подсказывает им их мужской опыт, почти всегда плохо кончается).

Добавим сюда еще одну историю – мифологему страждущего странника, который в глубоком неудовлетворении миром отправляется на поиски священного Грааля. Этот миф, как заметил некогда Х. Борхес, присутствует так или иначе во всем мировом эпосе. Я не хочу утверждать, что этими тремя темами определяется вся экзистенциальная психомифология самосознания. Для этого было бы необходимо указать логическую модель (а еще лучше – найти ей тестовое подтверждение или нейрофизиологический параметр). Так, например, в делении темпераментов (флегматик, холерик, меланхолик, сангвиник) или классификации неврозов (неврастения, истерия, психастения и норма) присутствует простая булева алгебра (00, 01, 10, 11), в основе которой лежат функции возбуждения и торможения в коре и подкорке мозга. Но для мифологем эту модель еще нужно найти.

Чем еще может владеть человек кроме того, что он физически сам произвел за свою жизнь и получил в наследство от своих предков? Физические и умственные способности человека невелики, а несомненной собственностью его могут быть лишь культивированное поле, мастерская, хижина. Однако во все времена в этом мире на одной его стороне жили люди, которые владели царствами, земельными угодьями, корпорациями, флотами, банками, дворцами, драгоценностями, а на другой – те, у кого не всегда была хижина. Прудон, безусловно, прав: собственность, превосходящая ту, что человек способен произвести сам, есть кража чужого труда и чужих прав. Но для солипсического самосознания даже буквальная в юридическом смысле кража есть лишь возвращение себе части собственности над миром, который отобрали у него в детстве. В этот же ряд входит и власть, если понимать вопреки всему цивилизованному лицемерию, что власть – это тоже собственность и ничего более. Мифологема воинственного царя в этом и заключается. Нравственность тут ни при чем. Значение имеют только законы самосознания. Иначе говоря, человека бессмысленно изучать с точки зрения науки о морали. Он – существо солипсическое.

Остатки врожденного Синдрома брамы выражаются и в том, что никакой статус человек не считает для себя чрезмерны, и никакой дар не кажется ему незаслуженным. Кто-то рождается во дворце, кто-то – в хлеву. И если тот, кто родился обездоленным, может считать это несправедливым (и начать впоследствии необъявленную битву воинственного царя против мира), то родившийся с королевскими правами никогда не чувствует себя оккупантом. Принц, который меняет дворец на пустыню, как Сиддхартха Гаутама Шакьямуни, - это редчайшее исключение из правил. И тут надо сказать, что Гаутама, совершая такой выбор, ищет более высокую альтернативу земному дворцу и, становясь бродягой, в своем собственном понимании совершает восхождение, а не падение. Это и есть мифологема страждущего странника.