Я и мой Псих

Усталый — ладно, но почему такой… надтреснутый?! Мне просто больно было смотреть на него. Я потянулась и погладила его по щеке, желая стереть эту горечь, проступавшую в каждой черте.

Он дышать перестал. Я увидела это четко. Остановился на вздохе, полностью перестав двигаться. А потом вскинул на меня глаза. Я даже инстинктивно дернулась назад от его взгляда. Но он тут же вскинулся и опять схватил меня, встряхивая на каждом слове:

— Ты… ты… ты, правда, позвала меня? Повтори!

— Лонгвей, — четко и ясно, пока он не вытряс из меня душу, сказала я, выворачиваясь одновременно.

— Ты пришла в себя? Ты понимаешь, кто я? Где мы?

— Нет.

Я просто не удержалась, сказав это с некоторой долей иронии, и которая совершенно до него не дошла. Он словно потускнел снова. Видеть это было просто невозможно, и я наклонилась немного, чтобы осмотреться, что там, на улице и поясняя свой ответ:

— Я никогда не бывала в этом районе. Зачем ты сюда меня привез?

А он меня удивил. Я готова была, что он сейчас набросится на меня. Начнет тискать, обнимать, целовать - творить все, что ему в голову взбредет, по своему обыкновению. Это была его обычная реакция при эмоциональном всплеске. Трогать меня постоянно было для него так же нормально, как для меня не нормально. И я уже давно привыкла к этому. Но сейчас он отодвинулся. Сжал руки в кулаки, явно сдерживаясь, и отодвинулся! Я тут же вспомнила — так же было тогда, после того, как я попала в больницу.

— Едем домой. Нужно, чтобы врач тебя осмотрел.

И он собрался выйти, чтобы пересесть на водительское сиденье. Но я остановила его, удержала за руку, а вторую руку положила на его щеку, заставляя к себе повернуться. Он сжался на мгновение. А потом, прикрыв глаза, потерся о мою ладонь, поднял руку и положил поверх моей, прижимая её крепче.

— Что случилось? Кто-то заболел?

Он открыл глаза, очень внимательно глядя и, наконец, ответил:

— Ты.

Я удивилась? Не поверила ему? Нет. Точно нет. Я знала это. Но знаете, как бывает, когда знание становиться понятным, только когда его кто-то озвучит. Отрицать очевидное невозможно. Смутные воспоминая и чувства, заполнявшие мои дни до того, как я пришла в себя здесь, были во мне. Это меня испугало? Тоже нет. Наверное, потом я обязательно подумаю и проанализирую все, что со мной случилось. Но сейчас я просто не видела в этом необходимости. Мне не нужно было об этом думать и переживать сейчас. Я просто отодвинула это в дальний уголок на время. Потому что Лонгвей волновал меня гораздо больше.

— Ты переживал из-за меня?

Он испустил длинный вздох, прикрыв глаза, а потом откинулся на сидение. Он что, опять боится ко мне прикасаться? Не придвинулся, не обнял или хотя бы за руку взял — ничего. Сцепив пальцы в замок, смотрел в сторону.

— Я уволил горничную.

— Почему?

Пусть и издалека, но он все же заговорил. Я решила, что не буду спешить.

— Ты… ты не разговаривала.

Это я помнила более-менее ясно. То утро, когда моё горло болело, и я разучилось издавать звуки.

— Ты была, как сломанная кукла. Ничего не делала, не говорила. Я видел, как ты часами не делала ни одного движения. Если бы не заставлял, ты перестала бы есть, пить. Просто не вспомнила бы. Мне сказали, это психологический шок, ты абстрагировалась, ушла в себя, почти потеряв связь с внешним миром…

Лонгвей встряхнул головой, будто желая избавиться от терминов, которыми его досыта перекормили, похоже. Вот как все было? Не могу сказать, что эта информация оставила меня равнодушной. Но я уже решила, что подумаю об этом потом.

— Как долго? — все же не удержалась я от вопроса.

— Десять дней. Я боялся, что ты навсегда такой останешься. Врачи говорили, что такое возможно.

Он чуть напрягся, будто неосознанно, снова переживая свои страхи, как наяву.

— А причем здесь горничная?

— Я оставил тебя одну. Мне очень нужно было съездить в офис. Всего на два часа!

Он мгновенно разозлился. Это уже больше похоже на него. Таким «приличным» и тихим видеть его было даже неприятно.

— Что она сделала?

— Посадила тебя в углу и занялась уборкой!

Вот оно! Рычащие нотки, от которых у меня даже мурашки по спине побежали. До этого его голос словно утратил глубину, почти исчез этот на грани слуха низкий тембр.

— Ты просидела так два часа!

— Я не понимаю…

— Ты плакала, — ответил он гораздо тише, словно он был в этом виноват.

— Из-за чего?

— Я не знаю… — у меня сердце разорвется, если услышу еще один его вздох! — Если что-то тебе не нравилось, или тебя заставляли делать то, чего ты не хочешь — слезы начинали капать из глаз. А эта идиотка ничего не заметила!

Интересно, он хотя бы заплатил этой девушке? Нужно обязательно узнать у управляющего Лю и попробовать её вернуть. Но сначала нужно привести в чувство Лонгвея. Больше смотреть на него не было сил. Он словно потускнел. Как же он вытерпел все это? Даже представлять не хочу, что чувствовала бы на его месте.

42 глава