— …да, друг у друга сосут. Сосем друг у дружки, а деньги — в кружку!
— Почему ты не явился на бой с Челобановым в телепрограмме «Король ринга»?
— Уж точно не потому, что сбежал, уж точно потому, что с сотрясением мозга лежал в больнице, и уж точно потому, что прав был Джигурда — человек, преисполненный нарциссизма, но при этом душевный…
— …классный…
— …мало кем понимаемый, искренний, который говорит: «Если вы хотите, чтобы я играл по вашим правилам, я буду, но в своей аранжировке».
Мы, кстати, с тобой того же поля ягоды, так вот, Джигурда сказал: «Откуда вы знаете, почему он ушел?» Я в больнице лежал, мне медсестра предложила: «Хотите, телевизор включу? — там про вас показывают». Мне было обидно до слез. Я пришел в проект, потому что думал: будет смешно и участвовать будут люди моей весовой категории, а Таранда избил меня до полусмерти! Ну, он же 112 килограммов весит, а во мне 69 было — это я сейчас стал круглолицый, как Бодолика
— Не просто Таранда, а Гедиминас Таранда!
— Тем более с таким-то варварским именем! Набросился на кутаисского цыпленка и (?) его что есть сил. Я бегал, как Чарли Чаплин, даже не видел, с кем дерусь, но когда сказали, что испугался, — это было вранье. Я пошел туда, чтобы о себе напомнить, и таки напомнил — в горизонтальном положении.
«Выжив в концлагере, куда сам себя поместил, обязан любить жизнь».
— Приехав в Москву, ты работал ночным сторожем, мыл на Павелецком вокзале полы, прошел годы забвения, когда никому не был нужен…
— … пять лет…
— …и многое понял.
Скажи, сегодня ты человек богатый? Гармоничный, счастливый?
— С этой мыслью я каждый день просыпаюсь! Прилетаю в Киев с большой ватагой любимых бездарен в самолете, переполненном говном, и понимаю: выжив в концлагере, куда сам себя поместил…
— …сам себя?
— Конечно, я ж был придурком.
— Сам себе сама!..
— Да, ведь где наркотики, там человек дурак — это ясно, и конечно же я понимаю, что, вернувшись с того света к библейским истинам (я не набожен, но огромная порция жизнелюбия, которая с молоком матери мне досталась, шансов быть пессимистом не оставляет), обязан любить жизнь. Поэтому за 100 долларов я доволен и за пять тысяч доволен, а если бы получал за «э-э-э», «бе-е-е» и «ме-е-е», как Киселев, вообще, б…, обедал бы каждый день с Януковичем и платил бы еще за обеды! Стал бы самым счастливым, раздавал бы деньги детям, но я понимаю: у меня и так нет ни единого повода быть недовольным.
Я научился более-менее сносно писать статьи, говорить витиеватыми предложениями по-русски лучше, чем русские. Мне кажется, появляясь на улице, я вызываю улыбки у людей, которые не верят российскому телевидению, где говорят, что я плохой. Этим надо быть довольным, и потом, у меня самые красивые дети! Теперь я понимаю, что имел в виду Эрос Рамазотти, когда заканчивал интервью твоему подобию на итальянском ТВ. «Да е… твою мать, — он сказал, — что же так долго я говорю? Я очень, очень счастлив!» Рамазотти — мой идол!
Спасибо тебе, я очень счастлив, что ты снова меня позвал. Надо быть благодарным за все. За то, что можешь купить себе галстук, что у тебя нет долгов, что устаешь от бесконечного цикла съемок, а не от того, что сидишь дома и ждешь звонков по работе. Радуйся всему — и будет еще больше, причем для этого не обязательно ставить свечки, как президенты на Пасху в прямой трансляции. Тебя, Отарик, зовет Гордон, тебя утром в аэропорту провожали дети, вечером ты выпьешь с друзьями виски… Ептыть, какой у тебя повод быть несчастливым?
Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».