На свадьбе Моторола был в гипсе, который ему наложили на сломанную ключицу и руку. В тот же вечер, после того как мы поели рапанов в «Ракушке» (вкусно, кстати, было), его подразделение перебросили в Снежное, естественно, он поехал на передовую вместе с бойцами. Там его ребятам выделили два БТРа, технику нужно было обкатать. Моторола решил это сделать сам. Как потом рассказывал Прапор – в тот период военный комендант Снежного и ближайший стрелковский соратник, – бронетранспортер, которым управлял Арсен, разогнался до скорости более ста километров в час – они с Вохой ехали за ним, на машине, поэтому могли ее оценить. После длинной прямой дорога поворачивала направо. БТР даже не попытался повернуть и понесся прямо в поле. На пути оказались посадки: прежде чем перевернуться, он снес три дерева. Прапор с Вохой кинулись вытаскивать командира. Спасло то, что Мотор не стал снимать с себя экипировку перед учебной поездкой, а главное, оставался в своем фирменном шлеме. (Позже, когда мы разглядывали его, насчитали штук пять, не меньше, глубоких засечек. Без шлема черепная коробка вряд ли бы уцелела.). Арсена размотало по внутренностям бронетранспортера. Когда его вытащили, он был без сознания. Чтобы командир не отъехал, Воха вколол антишок и повез в ближайшую снежнянскую больницу. Все обошлось. Мотор отделался ушибами, ссадинами, сотрясением мозга, ну и переломом ключицы. По фронтовым меркам ерунда. Только вот жениться придется в гипсе на полторса. А что с БТРом случилось, до сих пор непонятно. У самого Моторолы несколько версий: либо он сам уснул за рулем, пока перебрасывали людей в Снежное, проводили рекогносцировку, размещали подразделение, выставляли посты, изучали линию фронта и разведданные – в общем, это дня три без сна, могло просто-напросто вырубить. Либо что-то с управлением в бронетранспортере было не так, после аварии установить это точно не представлялось возможным, так как морда БТРа смялась о деревья. Непосредственно момента вылета в поле и столкновения с лесом Арсен не помнил, скорее всего, из-за сильного сотрясения. От Стрелкова он, конечно, получил нагоняй, но в целом товарищ Первый лояльно отнесся к ЧП. Во-первых, у Моторолы и авторитет непотопляемый, в халатности на фронте ни разу уличен не был, во-вторых, обе возможные причины выглядели убедительными.
Утром в день свадьбы – я приехал к Мотору на квартиру пораньше, невесту увезли делать прическу, сам он с одной свободной рукой собраться и нарядиться не мог, нуждался в дружеской помощи. Задача стояла неординарная: каким-то образом натянуть парадный китель на объемных габаритов гипс. Все усугублялось тем, что Моторола заметно нервничал, курил одну за одной свои тонкие укороченные сигареты, на этот раз «Винстон» кажется, покрикивал (больше сам на себя), когда что-то не получалось.
– Волнуюсь, – говорит, – больше, чем перед спецоперацией.
И это было правдой, таким на фронте я его никогда не видел.
Невесту забирали, как положено, с какими-то загадками от подружек и прочей мишурой. Лена предстала перед женихом в пышном белом платье. Ну она бы не стала, наверное, женой Моторолы, если бы не ее боевой характер. Об этом говорил не совсем типичный свадебный аксессуар: черная «оперативка» с кобурой, из которой торчал заряженный пистолет Макарова.
Журналистов на свадьбу пришло множество, даже все ведущие западные агентства и издания примчались. Еще бы – романтичная лав-стори российского «оккупанта» и донбасской «сепаратистки», окрашенная в цвета флага нового зарождающегося государства, приправленная взрывами и свистом пуль, фронтовой гарью, трагедией Славянска и героическим прорывом из блокады.
После ЗАГСа кортеж намеренно оторвался от репортерского сопровождения. Даже мы с Фомичом – команда Life, которой Моторола позволял все, – убрали камеры, праздник все-таки. (Злюсь сейчас на свою деликатность – кадры ведь исторические.) Один Стенин не унимался, его тоже позвали как гостя, а не как представителя прессы, но он продолжал фоткать для личного архива молодоженов.