Читаем Я и рыжий сепар полностью

Вылазкой на передовую он остался доволен: и тербатовцев проучили, вряд ли они отважатся теперь на дерзкие контратаки, и боевой дух пацанам поднял. Все-таки то, что он теперь снова в строю, – для них бешеный стимул.

* * *

Едва мы вернулись в располагу к Гиви, к воротам, визжа, подлетела разбитая в хлам тачка.

– Енота ранило, в шею!!! Снайпер, – кричали оттуда.

Медики рванули со всех ног. Ополченцы вытащили с заднего сиденья бойца, у которого из горла хлестала кровь. Один из санитаров тут же принялся делать искусственное дыхание рот в рот, медсестра – солидная уже женщина, – закрывала рану тампонами. Моторола приказал Трофиму срочно подогнать джип. Наложив кое-как повязку потуже, бессознательного парня с густой, но не длинной бородой уложили на кожаные сиденья командирской машины.

– Ближайший госпиталь в Харцизске, – успела крикнуть вдогонку Трофиму медичка.

– Ну вот как так??? Я ж говорил не расслабляться… – выговаривал Моторола бубнившему объяснения ополченцу, что был за рулем фронтового автомобиля. Енот – из опытных, донбасский – решил после отъезда командира поставить жирную точку в перестрелке с тербатовцами и отстрелять оставшуюся «муху», выскочил в проем… Там его бдительный снайпер и поймал.

– Вы чего, не слышали, что ли, как пули о бэтээровскую броню звенели? Енот решил – он прочнее, что ли? – возмущался командир, необоснованные потери его бесили. Это то, с чем он боролся в первую очередь.

Трофим вернулся часа через полтора, когда уже стемнело. Енота спасли. К Мотору вернулось настроение.

– Самый главный бой ждет меня дома! Ты ж знаешь, Трофим, я обещал Лене вернуться сегодня пораньше, – подстегнул он водителя, усаживаясь в машину.

Я занял привычное место на заднем сиденье. Кожаные кресла были липкими от крови.

– По дороге из раны хлестало только так. – Трофим протянул мне затвердевшую тряпку. – На, если хочешь, протри.

На следующий день украинский территориальный батальон «Донбасс» отступил из железнодорожного депо, мотороловцы и сомалийцы зачистили здание за пару часов. Мотороле из-за моего репортажа дома все-таки влетело. Он позвал меня в Иловайск только через неделю, когда город уже полностью освободили. И там не стреляли, почти.

<p>Донецкий «Дом павлова»</p>

«Открывай двери. Я тут», – написал Моторола жене эсэмэску в то время, когда ехал в лифте. Сообщение в считаные доли секунды преодолело расстояние в семь этажей.

Лена кинулась к издавшему сигнал телефону, она ждала мужа уже несколько часов. Обрадовалась, пошла в коридор.

Взрыв.

На этот раз до открытых дверей своей квартиры Арсен так и не добрался. Первые минуты жена командира отказывалась верить в происходящее. Она пыталась набирать мужу, телефон не работал.

Связь, бывало, и раньше пропадала. Тогда Лена звонила его охранникам и водителю с требованием: «Найдите мне Мотора». Поступила так и на этот раз. Его личник Гога тоже был вне зоны доступа.

Все ее существо отказывалось сопоставлять факты. Из эсэмэски было понятно, что он здесь, на пороге. Должен войти в открытые двери. Но запах тротила с лестничной площадки не вписывался в эту ежедневную схему.

Она не верила в его смерть тогда, не может поверить и сейчас, в день прощания с героем, на которое, по самым скромным подсчетам, пришли больше пятидесяти тысяч человек.

Очередь из тех, кто сочувствовал ее горю, выстроилась вдоль центральной улицы Артема. Люди в военной форме, люди в гражданском. Из Донецка, Луганска, России.

* * *

В день гибели Моторола поехал на полигон. В последнее время охранники заметили: командир начал усиленно тренироваться. С особым усердием отрабатывал стрельбу на меткость.

Он всегда стремился быть в хорошей форме, не давал спуску личникам, гонял их на стрельбище регулярно, всегда занимался сам.

Но из-за ранения глаза, полученного летом, на пару-тройку месяцев комбат «Спарты» забросил тренировки, лечился. Потом было покушение в больнице. На перевязку Моторола ездил с женой. Тогда все обошлось.

Незадолго до подрыва он почувствовал, что необходимо приходить в прежнюю кондицию. Близкие решили: наверное, готовится к чему-то. Арсен любил поговорить, пошутить. Часто на отвлеченные темы.

Однако в том, что касалось работы, то есть войны, комбат вел себя предельно сконцентрированно и лишний раз о своих планах, стратегических и тактических задумках не распространялся. Даже в кругу семьи.

Натаскиваясь сам, со свойственным ему страстным отношением к любому делу, натаскивал и охрану. Налегали, повторюсь, на стрельбу. То есть было предчувствие ближнего боя, контакта. Однако произошло все иначе.

Сейчас у следователей практически нет сомнений в том, что взрывное устройство заложили непосредственно на крышу лифта. Вероятно, это были два куска взрывчатки, для того чтобы взрыв был направлен в обе половины тесной коробки.

Исполнители не могли точно знать, в какой именно из углов встанет Арсен, а в какой охранник, который при удачном стечении обстоятельств сумел бы телом закрыть Моторолу от взрывной волны. Очевидно, заказчики рассчитывали только на стопроцентный результат.

Перейти на страницу:

Все книги серии Захар Прилепин рекомендует

Я и рыжий сепар
Я и рыжий сепар

Семен окончил вальдорфскую школу в Смоленске и отделение журналистики СмолГУ. Первым его местом работы было телевидение в Абхазии. Потом он военкор на новостном портале Life. Боевым крещением был Каир. Потом Сирия, Донбасс… Захар Прилепин написал о нем: «Среди спецкоров-военкоров есть тут Семен Пегов, который в статусе личных врагов Майдана пребывает с самого Майдана (он там сидел под снайперским обстрелом три часа, и потом его обвинили в том, что он сам этот обстрел и корректировал) и фигурирует в списке «врагов нации». Семен уже несколько месяцев в Новороссии (до этого был революционный Египет и прочее). Он поэт. Стихи у него отличные. Так что не все потеряно, друзья, не все потеряно. Одни ходят на Марш мира, другие – под обстрелом».

Семен Владимирович Пегов , Семен Пегов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза