Я и ты

Я слышу их разговор.

– Виктор Арсеньевич, вы же не только главный тренер сборной, но и офицер, здесь старший по званию. У вас в ведущих командах все гонщики – армейцы. Ну и напомните им об уставе: приказ командира – закон для подчиненного.

Спустя много лет на гонке «Пять колец Москвы» мы вчетвером (присоединился еще и Александр Гусятников, гонщик от Бога, бывший капитан сборной СССР) вспомнили и Камчик, и тот эпизод.

– Если бы Арсеньич не скомандовал, не представляю, чем бы все закончилось, – сказал Гусятников.

Мы улыбнулись, переглянулись с Капитоновым и вспомнили, что в Ангрене это закончилось таким обилием всего на праздничном столе, что и за месяц не переваришь. И почти все снова погрузилось в наш автобус.

Гонка близка к своему завершению. Возле знакомого грузовичка особое оживление. Всем распоряжается тучный мужчина с пышной копной волос. Наверное, это и есть директор. Я его не раз видела в бригаде арбитров, но как-то мне ни к чему было выяснять его основную обязанность. Судья – и судья.

– Миша, может, еще раз запустим пробный шар?

– Ни в коем случае, – муж сердито отвергает мое предложение.

Шар все же был запущен, и покатился он в нашу сторону, и сделал это Сережа Дворецкий, не выдержала душа поэта, выдал он под конец тура моего Мишутку со всеми потрохами.

– Сергей, кто эти двое, для которых ты каждый раз хлопочешь об отдельном номере в гостинице? – спросил его тот самый тучный дядя.

– Как кто? Он – комиссар гонки, такой же, как Боечин, а Ольга – его жена и помощница. Прихватит вас Михаил Григорьевич за одно мягкое место, они целый талмуд замечаний собрали.

– Ну и гад ты, Дворецкий, что же молчал!

Сергей со смехом рассказал, что после его слов случилась немая сцена, как в гоголевском «Ревизоре».

… Только я прилегла у себя в номере передохнуть, как раздался тихий стук в дверь. Она была заперта, ключ на этот раз был у меня.

– Кто? – вздрогнула я.

– Мне бы Михаила Григорьевича повидать, – отзвук ангельского голоска влетел мне в ухо.

– Его нет, он в пресс-центре.

– Откройте, не бойтесь, это Нина с автолавки.

Впустить или тоже послать, еще дальше, чем послала она меня? Во мне боролись два чувства. Ладно, пусть войдет.

– Не обижайтесь на меня, я же не знала вас. Григорий Павлович мне ничего не говорил, а он все решает. И он тоже ничего не знал, Сергей в тайне держал, только сегодня протрепался, – Нина вздохнула и вдруг, достав из сумки бутылку коньяка, предложила: – Давайте хряпнем. У меня и сигареты хорошие с собой, «Мальборо», а то я вижу, вы «Опал» курите.

Хряпнем так хряпнем – и я вытащила из чемодана те самые пиалы, которые выручили меня тогда в Андижане.

– Откуда они у вас? – удивилась Нина.

Я рассказала. И про тот выходной день на гонке, и про белые – от горизонта до горизонта – хлопковые поля, которые я сначала приняла за горы, покрытые снегом. Раньше вообразить себе не могла, что его столько, этого белого золота.

– Хлопок для них святое. Гоняют всех на уборку, школьников, студентов, армию гонят, всех подряд. Ордена на этом зарабатывают. Что ни директор колхоза – то герой, а то и дважды, один даже трижды. Сколько на самом деле собирают – никто не знает. Приписывай – не проверишь.

Когда выпили, Нина стала жаловаться, как тяжело живется женщинам, особенно белокурым, в этих краях. С мужем она развелась, двух хлопцев воспитывает сама.

– Сами мы смоленские, эвакуировали нас сюда, в Узбекистан, когда война началась, тут и остались. Старший мамин брат писал, что дом наш разрушен, некуда возвращаться. Мама в Ташкенте на ткацкую фабрику устроилась, замуж вышла, отец – его семья откуда-то с Волги – шоферил. Мы, две девки, на радость им родились.

Налили еще понемногу. Нина полезла в сумку, извлекла заранее нарезанный сыр, копченую колбасу и несколько лепешек. Из дальнейшего общения с автолавочницей я узнала, что старшая ее сестра влипла с одним парнем, он, когда ухаживал, казался ей хорошим, а потом превратился в ханурика, совсем опустился от этой проклятой водки. Еле отвязалась от него, еще дважды выходила замуж – и оба раза неудачно, сходились – расходились, так и осталась на бобах с тремя детьми от разных.

Женщина всплакнула, вынула из кармана платок, утерла слезы. Мне стало жаль ее.

– Нина, несколько дней назад я своими глазами видела чабана на белой лошади, что тебе принц, и вокруг такое стадо, как на картинке, – я попыталась перевести разговор на другую тему. – Даже подумала, что это кино снимают.

– Так то мы Киргизию проезжали. Там совсем другое дело, там бабы всем заправляют, в почете они, к ним прислушиваются, особенно к пожилым, а не держат взаперти за заборами. Посмотрите, как они выглядят в своих шелковых национальных нарядах. Пословица есть такая, восточная: как дерево красит листва, так человека красит одежда.

Какая я умная! А что я Мише говорила? Кто обеспечивает порядок в доме?

За душевной беседой мы незаметно могли уговорить и всю бутылку, но я взяла пробку и плотно заткнула ею горлышко:

– Все, хватит, оставим Михаилу Григорьевичу, хотя он к коньку равнодушен.