Я — ярость

После того как Харлан предпринимает попытку поцеловать ее, остальная часть вечеринки совсем не ощущается как вечеринка. Челси все ждет, когда появится Арлин, аккуратно отведет ее в сторону и объяснит, что БКЯ больше не нуждается в Девице из Флориды. Или Харлан вернется, и… она не уверена. Какая-то очень животная, существующая инстинктами ее часть готова к тому, что он потащит ее куда-нибудь, толкнет, заставит сделать что-то, — ведь Дэвид всегда извинялся только для того, чтобы в конечном счете она подчинилась в попытках вернуть его расположение. Другая половина сознания воображает, как Харлан пытается развеять ее сомнения, уговорить переспать с ним или заставит поверить, что ей вообще все показалось.

Хорошо бы посмотреть, что в договоре, который она подписывала, есть ли там что-то на эту тему, — но Челси еще не выдали его копию. В тот момент это не казалось важным, ведь она получала крышу над головой, еду и, возможно, вакцину. Теперь она осознает, что слишком доверяет любой авторитетной фигуре (за исключением разве что матери, которой никогда не доверяла).

Похоже, никто не видел, что случилось возле трейлера, — или, по крайней мере, не придал этому значения. Ребята в прекрасном настроении, они пьют алкоголь, который принес Харлан, поедают закуски и посматривают свои странички на веб-сайте, радуясь, что первое шоу уже дало свои плоды. Как только кто-то из женщин, зевая, отправляется спать, Челси идет следом. Половина коек пустует, снаружи все еще доносятся голоса — не уснуть. Она отдала бы что угодно за самую простенькую технику, например старый планшет с подключенным «Нетфликсом» и работающим Wi-Fi, потому что могла бы посмотреть какой-нибудь дурацкий сериал и отвлечься от реальных проблем. Челси еще помнит, как во время коронавируса они с Эллой за пару недель посмотрели все сезоны «Девочек Гилмор». Дэвид упрямо продолжал ездить на работу, а дома жил «на карантине» — в гостевой спальне наверху. Его в равной степени бесило то, как сильно выросшая смертность повлияла на инвестиции его клиентов, и то, что Челси не подходила к нему ближе чем на два метра.

Уже это должно было стать тревожным сигналом. Очевидно, что этот человек не был способен на сопереживание, не волновался ни о ком, кроме себя самого. Учитывая, сколько миль разделяет их сейчас, Челси не может поверить, что она просто игнорировала ужасные поступки Дэвида, улыбалась и пропускала мимо ушей то, как он был груб с детьми, когда они не могли дать на чай курьеру из доставки, потому что его «и без того бесят взлетевшие цены на продукты».

Челси лежит на спине, ощупывая синяки и воспаленные мышцы после своего первого и, возможно, последнего матча в БКЯ. Она думает обо всем, что сделала неправильно за всю жизнь.

Единственное, чем она по-настоящему гордилась (если не считать оценок в школе), — она была матерью. Если Дэвид был холоден или жесток, то она будто бы раскрывала над ними зонтик материнской любви, оберегая их от перепадов его настроения.

Она была хорошей матерью.

Она и сейчас хорошая мать.

Единственная причина, по которой она бросила их, — она не хотела причинить им боль, и именно поэтому она тут, а не где-нибудь еще. Возможно, у нее нет ни номера Эллы, ни номера матери, но она достанет телефон и как можно скорее свяжется с ними.

Если только ее не уволят, потому что в этом случае все, чем она располагает, — выданные сегодня две сотни долларов.

Челси засыпает в… сложно сказать, во сколько. Телефон не работает, окна нет, и время больше не имеет никакого значения. Наутро она просыпается от будильника Арлин, трет глаза, стоя в очереди в ванную, в животе урчит, а во рту вязко после вчерашнего вина.

Каково это было бы — целоваться с Харланом Пейном? Даже если б она хотела (а она не хотела), но запах пива в последнее время вызывал у нее отвращение, а от сигар было и того хуже. Она вспоминает барбекю у них дома, как пьяные друзья Дэвида разошлись по домам (их увозили также подвыпившие жены), как он зашел в спальню, пошатываясь, неуклюже разбудил ее и заставил заняться сексом.

Она не испытывает желания поцеловать Харлана Пейна. От этой мысли у нее не трепещет в животе, как бывало, когда она была еще молода.

Она задается вопросом: ощутит ли это вновь, хоть когда-нибудь?

Правда, в прошлый раз она чувствовала этот трепет в присутствии Дэвида, и следует поставить вопрос иначе: а есть ли у ее тела вообще хоть какой-то чертов здравый смысл?

— Ты рано ушла спать, — говорит Эми, когда они идут завтракать.

— Устала. — И это не ложь. — Я что-нибудь пропустила?