Я — ярость

Патрисия притягивает ее ближе, прижимает к груди и наклоняется в кресле. Спина напрягается — впрочем, ничего нового. Бруклин позволяет себя подвинуть и даже устраивает ноги поудобнее, будто приготовившись слушать сказку. Патрисию удивляет, что девочка не попросила зажечь свет… возможно, ей действительно больно видеть, что она не дома, что матери и сестры нет рядом, и в этом смысле темнота отлично скрывает правду.

— По моему опыту чудовища питаются страхом, — говорит Патрисия. Она лениво гадает, какая ее личность сейчас у руля, потому что чувствует сонливость и Пэтти все эти дни ошивалась поблизости. — Чудовищам важно знать, что ты видишь их и боишься, что они больше и сильнее. Если ты убегаешь или плачешь — им это нравится. Но если встретить их лицом к лицу или — что еще лучше — вообще не обращать на них внимания, то они начнут колебаться.

— Что значит «колебаться»?

Патрисия поджимает губы, но потом вспоминает, что в возрасте Бруклин она тоже не знала этого слова.

— Это значит сомневаться, терять силы и уверенность в себе. Чудовищам хочется, чтобы ты так себя чувствовала, а вовсе не они.

— А что, если… если ему на самом деле плевать на тебя? Если он просто злой?

Хороший вопрос, не так ли?

Вопрос, который волнует миллионы женщин по всему миру — да и мужчин тоже. Что делать, если ты прикован к чудовищу, которое нисколько не заботится о том, что своими действиями ломает кого-то?

— Тогда надо бежать. Может, у тебя не получится, потому что ты маленькая, но тебе надо научиться держаться подальше от чудовищ и быть…

Она ломает голову, не зная, как говорить о таких вещах с ребенком, потому что прекрасно помнит, как ее мама внезапно перестала называть своих мужчин «мой друг» и как по этому поводу чувствовала себя Патрисия.

— Ты должна быть как кролик.

— Кролик? — оживляется Бруклин. — Кролики милые и мягкие.

Патрисия смотрит в темноту и отодвигает потные прядки с лица Бруклин. Забавно — когда девочка впервые напала на нее, Патрисия испугалась, потому что угроза была так близко. Теперь она уверена, что нет ничего более правильного, чем быть рядом с ней.

— Да, кролики милые и мягкие, но еще они умные. Они умеют прятаться, сливаться с толпой, молчать. Они могут незаметно красться и находить укромные уголки. Могут прыгать и бегать. Но когда кролика загоняют в угол, он понимает, что остается единственный выход — драться. Они очень свирепые, эти кролики, знаешь.

Если Бруклин спросит, откуда Патрисии это известно, она ни за что не признается, что в девятом классе прочитала «Обитателей холмов»[48] и была тронута до глубины души.

— Значит, это нормально, когда ты маленький и прячешься?

Патрисия кивает.

— Да! Что бы там ни случилось, именно так тебе и надо поступать, пока однажды ты не станешь такой большой, что сможешь навсегда убежать от чудовища, и делать то, что ты сама хочешь, а не чего оно хочет от тебя.

Бруклин вздыхает и прижимается к ее груди. Патрисия кладет подбородок на макушку девочки, ощущает, как та водит пальчиками по руке бабушки.

— Я могу быть как кролик, — наконец говорит она.

— Конечно, можешь.

— Мама ушла, потому что она выросла и больше не хотела жить рядом с чудовищами?

Ах, вот это совсем другой вопрос.

Патрисии прекрасно известно, что Дэвид — чудовище во плоти, но Челси уехала вовсе не из-за него, а из-за Патрисии. Вопрос Бруклин заставляет ее задуматься о том, как много Челси рассказывала дочерям о собственных отношениях с матерью. Неужели Челси считает ее чудовищем? Ее кротость, ее слабость — это такая версия игры в кролика, чтоб Патрисия наконец перестала нападать? Сожаление откликается глухим звоном в сердце, покрытом многолетней ржавчиной. Она держала Челси на расстоянии, стараясь воспитать ее сильной, но случайно превратилась для собственной дочери в чудовище.

Каждый хочет быть героем, но всегда нужен монстр, с которым герой будет сражаться, не так ли?

Это она запирала Челси. Она вынудила ее уйти. Челси была совсем юна и прыгнула в объятия Дэвида, лишь бы спастись от матери, а теперь она уехала, потому что Патрисия хлопнула у нее перед носом дверью.

И вот теперь Челси в телевизоре, и она дерется в безумном диком обличье ради славы.

Это определенно не то, на что рассчитывала Патрисия, веля Гомеру вычеркнуть ее имя из списка посетителей. Она думала, что Челси поедет домой, малость повозмущается, а потом позвонит и извинится — как разумный человек.

Ох, как она ошибалась.

— Я думаю, мама отправилась в большое путешествие, — наконец, говорит она внучке. — В приключение. Думаю, что она, как и все герои во все времена, поехала отвоевывать свое состояние, чтобы однажды вернуться с золотом и подарками.

Когда Бруклин задает очередной вопрос, она говорит едва слышно:

— Тогда почему она не взяла меня с собой?

— Потому что хотела, чтобы ты была в безопасности, ведь в приключениях полно разных угроз, ты же знаешь.

Крошечные пальчики скользят по ее руке вверх-вниз в успокаивающем ритме.

— А Элла?

Да, это тоже ее вина, и она ни за что не скажет правду этому крошечному, испуганному, всеми обиженному ребенку.