Я — ярость

Челси бежит по грязному коридору в фирменном халате БКЯ, и сердце колотится сильнее, чем на ринге.

Ее девочка вот-вот будет здесь. Ее дочь.

Элла.

Она толкает большую металлическую дверь и вываливается на влажную парковку, прямо в сумерки, разрезаемые светом бледно-оранжевых уличных фонарей. К ее удивлению, там стоит небольшая толпа людей. Несколько голов поворачиваются, кто-то перешептывается, и всего через мгновение все их внимание обращено на нее, будто у акул, почуявших кровь. Они визжат, размахивают руками и плакатами, кричат: «Девица из Флориды, боже мой, это она! Я тебя обожаю!» Они устремляются к ней, но охрана удерживает их, и фанаты тянут руки, будто она гуру, который может благословить. Челси хмуро кивает, стараясь не выпадать из образа Девицы из Флориды, проходит мимо и трусцой бежит к туристическому автобусу. Он пыхтит все там же, где и был сегодня с утра. Челси тормозит перед дверью, сердце бьется в бешеном ритме, с лица стекает грим, а легкие разрываются от недостатка воздуха.

Двери автобуса распахиваются, но на водительском сиденье не сидит Индиго, и Челси заглядывает внутрь, вертит головой, чтоб спросить, в чем дело, — и тут видит его.

Дэвида.

Это как увидеть воочию призрака или какого-то отвратительного монстра из кошмаров, и она пятится, как в замедленной съемке, мир замирает, и тут из автобуса доносится знакомый голос:

— Мамочка!

О, черт.

У него Бруклин.

Челси застывает как вкопанная.

— Заходи, — говорит Дэвид, нависая над ней. Она стоит на нижней ступеньке, позади — стена тепла и энергии от фанатов. — Вода теплая.

Он улыбается холодно, как аллигатор, всплывающий из глубины реки. Она не двигается, и тогда Дэвид демонстрирует дьявольски черный пистолет, который держит в руке.

Челси заходит в автобус, который стал ее пристанищем, ее островком безопасности и местом исцеления, и Дэвид дергает рычаг, закрывая дверь. Их сразу же отрезает от шума толпы: прелесть туристических автобусов в том, что их изоляция в самом деле блокирует все звуки.

Ну, почти все.

Она уверена, что если Дэвид начнет палить из пистолета, то это кто-нибудь услышит. Правда, учитывая, как тут тесно, это будет неважно.

— Мамочка?

Ее внутренняя львица оживает, преодолевая страх, и она протискивается мимо Дэвида в узкий проход, бежит мимо коек к диванам в общей зоне в задней части автобуса, где…

Боже милостивый.

У него не только Бруклин, но и Элла с Патрисией.

Все вместе, прямо тут.

Что, черт возьми, сотворил Дэвид?

На самом деле это не имеет значения. Она со всей силы прижимает к себе Бруклин, зарывается носом в ее волосы и вдыхает сладкий аромат, знакомый каждой матери, — запах детской головки. Тело наполняется пьянящей смесью любви и ужаса, которая заставляет кошек выпускать когти. Бруклин пахнет чужим шампунем, и на лбу у нее шрам звездочкой, и Челси хочется спросить, откуда он тут взялся.

— Мама?

Челси резко поворачивает голову. Элла, закусившая губу, выглядит как один из пропавших мальчиков Питера Пэна. Челси протягивает к ней руки, и после короткой паузы Элла бросается к ней, чтобы обняться, крепко, идеально. Челси украдкой принюхивается и к ее голове и сквозь еще более незнакомый запах шампуня ощущает какую-то вонь обреченности и усталости. Элла прошла через то, что не выпало на долю Бруклин, Челси нутром это чувствует.

К ее большому удивлению, Патрисия тоже поднимается и ковыляет к ней — что с ней? Она ранена? Почему у нее такая горячая кожа? — и неловко заключает Челси в объятия, которые до этой минуты были самой естественной вещью на свете, а теперь вдруг стали жутко неудобными. Челси хочется перемотать этот момент назад, просто обнять дочек и ощутить прилив искренней любви и облегчения, но теперь ее чертова мать, как всегда, влезла в чужую историю, и Челси хочется попросить ее отвалить, но…

— Просто выживи, маленький кролик, — шепчет мать, и это звучит растерянно и грустно одновременно, и совсем не похоже на Патрисию.

Челси разрывает объятие и поверх белокурых голов своих дочерей видит Дэвида: он наблюдает за ними с пистолетом в руке и сверлит взглядом, полным отвращения и ненависти. А еще он перекрывает единственный выход из автобуса.

— Закончила? — усмехаясь, говорит он.

— Идите сядьте, — шепчет девочкам Челси. — Как можно дальше сзади… Элла.

Дочь вскидывает голову и кивает. В глазах у нее появляется новое пугающее понимание. Что бы ни пережила Элла за те недели, что прошли с отъезда Челси, это было достаточно отвратительно. Она слишком худая и пугливо дергается, как дикий зверь. Элла обнимает Бруклин и тянет ее в сторону дивана в глубине автобуса, прямо возле туалета.

— Но почему… — начинает Бруклин.

Дэвид направляет на них пистолет. На девочек.

— Сядь, блядь, и заткнись, хоть раз в жизни! — рычит он. Элла подхватывает сестру, сажает к себе на колени и шепчет.

— Тише, Бруки. Все будет хорошо.

Патрисия, оставшись стоять в одиночестве, ковыляет до ближайшего дивана и падает на него, слегка заваливаясь. Она нездорова, но Ярость тут явно ни при чем, как и ковид. Но со всем этим можно разобраться попозже, если, конечно, это самое «попозже» настанет.