Я иду искать

— Я не заметил собственной смерти. Я не понял, и никто не понял. Общаясь со мной, люди не догадывались, что перед ними мертвец, да я и сам не догадывался. Всё как обычно. Изменения начались позже. Наверное, через несколько дней… я уже не помню. И это уже было страшно. Через какое-то время я стал замечать, что у меня обострились все чувства — зрение, слух, обоняние… я даже не знал до того времени, что существует столько оттенков цвета, столько запахов и звуков! И я не связывал это с тем, что со мной случилось в лесу. Я вообще не придавал этому особого значения, просто удивлялся. И я не чувствовал больше усталости, а моя сила возросла настолько, что даже пугала меня. Я больше не нуждался в сне, вообще в каком-либо отдыхе. И в еде… на какое-то время. А потом я начал чувствовать голод. Странный, который нельзя было сравнить с обычной человеческой потребностью в пище. Его нельзя было ничем утолить… Я не буду говорить, на что он меня толкал, это было отвратительно, страшно… и бесполезно. Голод был настолько сильным, что даже пришедший страх только промелькнул и погас, потерялся. Этот голод был словно сам по себе. Словно пожирающий меня изнутри огонь. Частью своего разума, не подавленной этой одержимостью, я понимал, что перестаю быть человеком, превращаюсь в какую-то тварь, но за что, почему? Я превратил себя в затворника, выходя из дома только ночью, чтобы избежать встреч с людьми. Тогда я ещё не знал, какую представляю для них опасность, во мне говорили лишь остатки чувства собственного достоинства, я боялся, что кто-нибудь увидит, что со мной происходит, увидит, во что я превращаюсь, хоть и сам ещё не понимал — во что. Так было до тех пор, пока во время своих ночных блужданий я случайно не увидел своё отражение в воде. Я застыл над ней, как уродливая пародия на Нарцисса, не влюбившегося в собственное отражение, а раздавленного его ужасом. Я понял, что в мире, который я мог увидеть — в моём мире — меня больше не было. Последняя, связывающая меня с жизнью нить, порвалась. Меня просто больше не существовало! В воде я видел отражение разлагающегося мертвеца. Я подносил к глазам руку и видел её совершенно нормальной, но когда я приближал её к воде, там отражалась кость, проступающая сквозь серую гниль. Я наклонялся ниже и вместо своего лица видел что-то бесформенное, с копошащимися в гниющем мясе червями… Это уже не было человеком. Но это было мной. Как человек я перестал существовать. И для меня перестало существовать всё вокруг. Всё, кроме единственного… В ту ночь я наконец понял, кем стал. Я ещё пытался бороться с этом, уже зная, что это не борьба, а лишь отсрочка… Господи, Макс, прости! Зачем я это говорю… — Сергей провёл по своему лицу кончиками пальцев, словно слепой, и прошептал. — Мне до сих пор страшно. Ты знаешь, сколько прошло времени, но… Прости. — Он оторвал руки от лица, откинулся на спинку сиденья и снова закурил.

Максим невольно опустил взгляд. Он не испытывал ни удивления, ни ужаса, он просто слушал и понимал, что ничего не сможет сказать. Лишь чувствовал, как сжалось сердце.

— Этого я Антону уже не рассказывал. Не потому, что хотел расставить ему ловушку, как он теперь считает. Просто он был не готов это услышать. Он не хотел этого знать, а то, что человек не хочет знать, он просто пропускает мимо ушей. Я не мог ворошить это лишь для того, чтобы оно было отброшено, как что-то беспокоящее, но ненужное. И я не мог предположить тогда, что Антону самому это грозит. А потом было поздно предупреждать его, потом я уже сам пытался закрепиться на границе миров, я не хотел погрузиться в эту тьму, в этот холод. Я хотел остаться, в этом он оказался прав… — Сергей осёкся, поднял глаза на Максима и тихо рассмеялся. — Я веду себя глупо да? Перед тобой ведь все исповедуются, и я — туда же. Психолог — это всё-таки вроде священника, да?

Максим слегка опешил от такого резкого поворота.

— Да бог с тобой…

Сергей заразительно расхохотался. Совпадение и впрямь получилось таким забавным, что Максим не сдержал улыбки.

— Сергей, ты поддаёшься одному из стереотипов. Тем более, что…

Максима перебил звонок мобильного у него на поясе. Сергей посерьёзнел. Казалось, от аппарата исходило напряжение, в момент передавшееся обоим.

— Максим? — В донёсшемся до них голосе Вадима слышалась с трудом подавляемая тревога. — Максим, ничего, что я?..

— Да, Вадим, всё нормально. Я слушаю тебя.

— Наверное, я зря звоню… Я побеспокоил вас? Но вы сказали, что можно звонить…

— Вадим, я не просто так это сказал. Ты правильно сделал.

Сергей придвинулся к Максиму и он отнёс немного мобильник, чтобы ему было слышнее.

— Сергей говорил, что мной могут заинтересоваться. Ну, по-моему, уже. За мной от Питера едут двое парней. То есть, сначала один подошёл ко мне около метро, предложил подвезти. Настаивал. А я его впервые вижу! Я отказался. Так он ехал в машине за моей маршруткой.

— Надо ехать за ним. Срочно, — прошептал Сергей. — Где он?

— Вадим, где ты сейчас?

— В Пушкине. В кафе «Дельвиг». И они тоже здесь, я видел в окно их машину. Я подумал, Сергей ведь из милиции…