Дочь у Матвея умерла в тот день, когда у меня родился сын. Оба мы тогда находились в Донецке. Там у «Зенита» была товарищеская игра в День шахтера. Мне позвонили и сообщили счастливую весть. Матвею, видимо, тоже примерно в это время позвонили, только он никому ничего не сказал. А я подошел к Юрию Андреевичу Морозову, тренировавшему тогда «Зенит», и попросил разрешения отметить событие с ребятами, что постарше и поопытнее, пригласив, естественно, весь штаб. Морозов разрешил. Приходим в гостиницу, все накрыто, садимся, нет только Матвея Соломоновича. Потом он пришел и даже извинился, что не сможет принять участия в застолье. Так и узнали. И, конечно, уже не отмечали. После моего ухода Мотя работал в «Зените» лет шесть. Потом его вежливо попросили на пенсию. Он годик посидел дома, а для него это было страшно, но, к счастью, его позвали в «Смену-Сатурн». И там его опыт очень пригодился. До последних дней он оставался веселым, искрометно остроумным человеком.
«Динамо»: сила в движении
В ходе сезона 1975 года «Зенит» чуть ли не полностью обновил состав. Игроков нам привозили буквально пачками, причем из низших дивизионов. Это все стало следствием событий осени 1974-го, уже тогда Герман Семенович Зонин задумал кадровую революцию.
Доходило до анекдота. Приехал к нам защитник Володя Сухарев и недоумевает: «Сижу в запасе во второй лиге, думаю, что делать. И вдруг – приглашение в высшую! Я отказываться не стал». Правда, надолго он у нас не задержался.
Я практически весь тот год играл на уколах. И спас меня переход в московское «Динамо», иначе для моего здоровья все закончилось бы очень плохо.
В «Зените» я был уже ведущим игроком, начало тренировок из-за меня задерживали, пока врачи все процедуры не закончат и меня не отпустят. Впрочем, тренировался тогда я редко – один-два раза в неделю, берегли меня для матчей. Уже потом я понял, что такой график для футболиста губителен. Многие в то время с подобными проблемами просто заканчивали играть. Например, спартаковец Виктор Папаев.
Хорошо, что в Москве доктор Зоя Сергеевна Миронова разобралась и с моими приводящими мышцами, и с изменившей форму костью. Так что переход в «Динамо» стал просто счастливым знаком судьбы.
Меня особо уговаривать перейти в «Динамо» и не надо было. Журналист Олег Винокуров дружил с тогдашним тренером ЦСКА Анатолием Тарасовым и видел мою фамилию в списке на призыв в 1976 году. В Ленинграде-то никто не гарантировал мне, что я смогу служить, играя в футбол.
В сложившейся ситуации вариант с «Динамо» действительно выглядел более привлекательным. Я принес заявление об уходе из «Зенита», в тот момент получал расчет и Павел Садырин. Мы посидели, поговорили, он одобрил мое решение. Я был настолько самоуверенным, что не сомневался – заиграю в «Динамо». Сейчас для меня самого это удивительно, но тогда и тени сомнения не было, что все именно так и получится. Я в «Динамо» уезжал играть с такой странной уверенностью – хотя никто ведь мне никаких гарантий не мог дать. Это я теперь понимаю, что шансов было – пятьдесят на пятьдесят.
Интересно, что Перетурин, Кучеренко и Винокуров, предложившие переезд в Москву, чувствовали ответственность за дальнейшее развитие событий и взяли в столице надо мной шефство, старались, чтобы я не чувствовал себя одиноким в чужом городе. Я ведь из-за дисквалификации восемь месяцев не играл, и они показывали город, водили меня в театры, Перетурин всегда брал с собой на хоккей, который комментировал.
Я был комсоргом «Зенита», и при мне эта должность впервые стала номенклатурной. После прохождения ряда комиссий я стал членом бюро обкома. Более того, у меня пошел кандидатский стаж для вступления в партию. Рекомендации мне дали первый секретарь Ленинградского горкома КПСС Борис Иванович Аристов, Герман Семенович Зонин и комитет комсомола ЛОМО. Вскоре я должен был поступить в Высшую партийную школу. Все шло своим чередом. Если бы метил не столь высоко, может, и обошлось бы. Однако в Спортивно-технический комитет Федерации футбола СССР позвонили из ЦК и настояли на том, что Казаченка необходимо публично наказать. Деятельность футбольной команды «Зенит» за 1975 год был признана неудовлетворительной.
Владимир Казаченок: в динамовской футболке
Мне объявили выговор, а я вместо того, чтобы остаться и исправлять свои ошибки, рванул в Москву. Именно так решили в верхах. В результате мне вдогонку объявили строгий выговор, а хотели вообще исключить из комсомола. Вот не поверите, у меня во время заседания выступили на глазах слезы, я встал и сказал: «Я соглашусь с исключением, если вы мне докажете, что в Москве другой комсомол, нежели в Ленинграде». Терять мне было нечего, поскольку после выслушанных выступлений чувствовал себя чуть ли не предателем родины. После моих слов обсуждение резко свернули. И все же затем я получил годичную дисквалификацию от СТК.