Вероятно, совсем не случайным совпадением было похищение НСВ радиобудильников из пяти домов, в которых можно было взять гораздо более ценное имущество. Время для него имело значение – возможность контролировать его, манипулировать им. Он удивительно тонко чувствовал, сколько времени должно пройти, прежде чем меры предосторожности будут ослаблены. Поддерживая в сообществе и жертвах неуверенность в своем присутствии, он, разумеется, получал стратегическое преимущество. У жертвы с завязанными глазами, связанной по рукам и ногам, в темноте чувства обостряются, как у дикого животного саванны. Негромкое раздвигание створок застекленной двери воспринимается как громкий механический щелчок. Жертва вычисляет расстояние по еще более тихим шагам. В ней вспыхивает искра надежды. И все же она ждет. Время проходит в напряжении всех чувств. Она старается различить другое дыхание, отличное от ее собственного. Проходит пятнадцать минут. Страшное ощущение, что за ней наблюдают, чувство, что она прикована к месту хозяйским взглядом незнакомца, которого не видит, мало-помалу проходит. Тридцать минут. Сорок пять. Она позволяет своему телу почти неуловимо расслабиться. Ее плечи поникают. И вот тогда, перед самым выдохом облегчения, кошмар внезапно возобновляется: нож касается кожи, затрудненное дыхание вновь слышится все ближе, пока жертва не чувствует, как неизвестный устраивается рядом с ней – зверь, терпеливо ждущий, когда его полумертвая добыча затихнет.
Иллюзия избавления была жестокой и эффективной уловкой. Жертва, с которой однажды уже проделали этот фокус, в следующий раз, предположив, что НСВ ушел, ждала гораздо дольше. Некоторые пострадавшие, оцепенев от ужаса, ждали часами, ждали, пока не начинали петь птицы и слабый солнечный свет не проникал за края повязки на глазах. Запас времени перед звонком в полицию позволял НСВ удалиться от места преступления на большее расстояние.
К началу декабря сравнялось шесть недель с тех пор, как НСВ начал совершать нападения в округе Контра-Коста. Местные жители вели себя так же, как жертва, робко надеющаяся, что преступник покинул ее дом навсегда. Никто в Сакраменто или на востоке области залива Сан-Франциско – ни из общественности, ни в полиции, – не знал, что за время своего отсутствия там НСВ совершил два изнасилования на расстоянии сорока миль к югу, в Сан-Хосе: одно в начале ноября, второе – 2 декабря. И даже если бы об изнасилованиях в Сан-Хосе было известно, маршрут НСВ мог вызвать у людей чувство облегчения. Казалось, он неуклонно движется на юг: сначала в Конкорд, затем восемнадцать миль по шоссе номер 680 до Сан-Рамона, далее – в Сан-Хосе, в совсем другой округ.
С наступлением ночи в пятницу, 8 декабря, жители спальных районов у подножия горы Диабло, на восточной границе области залива Сан-Франциско, в таких городках, как Конкорд, Уолнат-Крик, Данвилл и Сан-Рамон, легли спать с ощущением, что их пощадили. Здравый смысл подсказывал, что преступник и дальше будет двигаться на юг и нападет на кого-нибудь в Санта-Крус или Монтерее. А здешние жители станут удаляющейся целью в его зеркале заднего вида. Худшее позади. Прошла полночь, пробило час ночи. В темных домах гудели холодильники. Прерывая тишину, изредка проезжали машины. Коллективный циркадный ритм перешел в режим покоя.
Но не везде. В Данвилле, чуть восточнее заброшенной железнодорожной ветки, доски забора высотой шесть футов в тени густых деревьев выгнулись под тяжестью перелезающего через него человека.
Ни один уличный фонарь не освещал дом в стиле ранчо, находящийся за оградой. Ночное время идеально подходит для того, чтобы лазить через заборы. Покров темноты манил неизвестного. Он шнырял по округе, одетый в черное, и искал редкие кляксы темноты среди освещенных домов. Его черные зрачки высматривали тень.
Он прошел через двор за домом к патио. Свет во всем доме был погашен. Женская сумочка осталась на кухонном столе. Для того, чтобы вскрыть раздвижные застекленные двери, потребовалось лишь небольшое усилие – это произошло почти бесшумно. Он шагнул в кухню. Где-то тихо играло радио. В этом доме площадью 2100 квадратных футов почти не было мебели и личных вещей, потому что его выставили на продажу. Последние два месяца дружелюбные риелторы охотно показывали дом незнакомым людям. Был ли этот человек одним из предполагаемых покупателей, на которого никто не обратил внимания? Если он и говорил что-нибудь, то невнятно. В то время как другие потенциальные клиенты задавали вопросы, означающие заинтересованность, этот посетитель мог показаться настроенным чуть критически, его сосредоточенность намекала на возможное недовольство. Старание запомнить, как выглядит дом внутри, было превратно истолковано как осуждение.