Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата»

Привезли первую из трех ищеек, Питу. Она сразу же продемонстрировала признаки возбуждения, держа нос по ветру. Кто знает, что творится в голове разыскных собак, передаются ли им надежды озабоченных людей, толпящихся вокруг? Задача Питы отличалась завидной ясностью – обнаружить запах и следовать за ним. Небольшая группа вожатых и полицейских, в том числе Кромптон, увидели, как Пита выбежала из дома через патио и уверенно устремилась в юго-западный угол двора. Потом завертелась у забора, желая перебраться на ту сторону. Ее вывели через двор и провели вокруг забора к заброшенным железнодорожным путям. Она подняла нос.

И снова полиция изучала свежие следы крушения, оставленные безликим разрушителем. Пена все еще липла к бутылке крепкого пива «Шлиц», которую неизвестный взял из холодильника и бросил во дворе за домом. Потертости на заборе сфотографировали. Группа у железнодорожных путей ежилась от холода в ожидании, когда Пита сделает следующий шаг. Все надежды возлагались на собачий нос и единственную молекулу.

А потом произошел резкий рывок. Пита взяла след, учуяв неизвестного. И ринулась вперед, помчалась в южном направлении по левой тропинке вдоль рельсов. Она была «в запахе», как говорили в полицейском подразделении К-9. Ее бег был сдержанным, но ускоряющимся, непрерывным стремлением ее генетического дара. Она сорвалась с цепи во всех смыслах этого слова. Кромптон и кинологи поспешили за Питой. Внезапная суматоха на рельсах, имеющая тревожный и опасный оттенок, была необычным явлением для субботнего утра в Данвилле. И этому необычному непорядку суждено было повторяться в ближайшие месяцы.

На расстоянии примерно полумили от отправной точки Пита вдруг остановилась – это произошло возле пересечения железной дороги и улицы с жилыми домами. Для работы на месте преступления привезли еще двух ищеек, Бетси и Илай. Кинолог Джуди Робб, работающая с Питой, в своем рапорте отметила, что время и даже незначительные изменения скорости ветра способны повлиять на совокупность запахов. Все три кинолога сошлись во мнениях по нескольким пунктам. Собаки принюхивались ко многим заборам и сворачивали во множество дворов. Их поведение указывало на то, что подозреваемый провел немало времени, рыская по округе. Во двор за домом жертвы он попал через забор с северной стороны. Покинул его тоже через забор, пройдя по нему до юго-западного угла, и двигался на юг вдоль рельсов, после чего на пересечении с улицей, по всей вероятности, сел в машину.

Жертву отвез в больницу один из сержантов. Он же доставил ее обратно на служебной машине после медицинского обследования. Но, когда полицейский автомобиль остановился возле ее дома, женщина не сдвинулась с места. Острая душевная боль пригвоздила ее к сиденью. Дневной свет не принес утешения. Ей не хотелось входить в дом. Задача оказалась непростой. Следователи сочувствовали ей, но им требовалась ее помощь. Ей мягко объяснили, как важно пройти вместе с ними по месту преступления. Она согласилась и быстро обошла дом, но потом покинула его. Друзья позже приехали за ее вещами. Больше она никогда не переступала порог этого дома.

Постоянно возникает вопрос о том, как следует называть неизвестного преступника в полицейских документах. Зачастую выбор делают в пользу «подозреваемого», иногда его называют «правонарушителем» или просто «этим человеком». Тот же, кто составлял отчеты в Данвилле, предпочел воспользоваться термином настолько резким и недвусмысленным в своем осуждении, что его укоризненный тон вызывал ощущение указующего перста, нацеленного со страницы. Этот термин поразил меня сразу же, едва я его прочла. Он стал для меня краткой заменой прозвищу «Насильник с востока», к нему я вернулась, когда лежала без сна в три часа утра и перебирала скудную коллекцию невнятных полуулик и размытых черт лица. И восхищалась невозмутимой прямотой этого слова.

«Виновник».

Хоулс паркуется на жилой улице в Данвилле по соседству с тропой «Айрон хорс риджинал» – бывшей железной дорогой, превращенной в дорожку для велосипедистов, наездников и пешеходов. Извиваясь, она тянется сорок миль через центральную часть Контра-Косты. Это полоса отчуждения старой Южной Тихоокеанской железной дороги, замощенная и благоустроенная для туристов.

– Выйдем здесь и пройдемся пешком, – предлагает Хоулс.

Мы направляемся по тропе на юг. Проходим футов десять, и Хоулс обращает мое внимание на двор за одним из домов.

– Собаки-ищейки проследили обратный путь НСВ до угла во дворе жертвы, – говорит он и делает шаг вперед.

Ряд агав у забора препятствует любым попыткам подойти к нему ближе.

– Здесь он перебрался через ограду, – указывает Хоулс. И надолго устремляет взгляд на толстые мечевидные листья агавы.

– Ручаюсь, хозяина этого дома так перепугало нападение, что он высадил здесь кактусы, – говорит он.