Я искал тебя тысячу лет (СИ)

Теперь я отвечу на твой вопрос, Венди. Мы не убили ни одного ребёнка. Детский мозг не способен представить ситуацию, где его сторона несёт реальные жизненные потери, это понимание приходит с возрастом. В то же время, враги, – вот кто умирает много и часто. Все мои пираты умерли по-настоящему. Кого-то проткнули, кого-то утопили. Кому-то отсекли руку. Я даже подозреваю, что и выжил по милости Пена. Он победил меня и скормил мерзопакостной зверюге, а потом просто мысленно достал меня из вонючего крокодильего желудка, как любимую игрушку из комода, и сделал это весьма вовремя, до того, как меня бы переварили. А может, он забыл, что убил меня, я не знаю. Он снова захотел в меня играть, и остров подчинился его желанию: пузырёк с ядом лопнул… Для меня (тут капитан снял свою роскошную шляпу, отложил её на стол и заправил волосы за левое ухо, демонстрируя ожоги от яда) всё было по-настоящему. Для него – нет.

Когда дети играют в игрушки, они могут относиться к ним бережно, если это любимые фигурки, а могут растаптывать их, калечить, ломать, пересаживать им головы и другие части тела, выкидывать или забывать навсегда. Помнишь, были у меня в команде старикашка по имени Чейз, с козлиными ногами, и ещё один тип, Макаронер, с руками наоборот? Сомневаюсь, что такими их задумала природа. Вот, что дети делают со своими игрушками. Но игрушки – это просто игрушки. Они не убивают детей.

А что касается тех несчастных малышей… я думаю, про них просто забыли и не вспомнили вовремя, как про меня. Наверное, новой команде Пен, как обычно, объявит, что это такая игра, что деток убили пираты и они как-бы умерли, и что надо их как-бы закопать. Насколько мне известно, такая схема действует, если кто-то падает с дерева и ломает шею, или погибает от нападения хищника, или ещё как-то случайно лишается жизни, – вздохнул капитан.

Венди слушала рассказ Крюка и приходила всё в больший и больший ужас. Она вспомнила, как Майкл много раз падал с неба и мог разбиться, а Питер воспринимал всё это как игру. Да и Майкл, если честно, тоже, ведь он был ещё слишком мал. Вспомнила, как они питались то взаправду, то понарошку, и для Питера это не имело совершенно никакой разницы.

– Но я убивал людей, – сказал вдруг Крюк, – по-настоящему убивал. Много.

Некоторое время они так и сидели, Венди на стуле в апатии, а Крюк перед ней, виноватый и озабоченный её состоянием.

– Венди?

– Да.

– Нужно принять ванну.

– Ладно.

Девушка встала. Капитан поставил ширму у потухшей жаровни, и она спокойно зашла за неё, стянула с себя грязную блузку, кинула её поверх перегородки и погрузилась в воду с головой. Капитан подцепил свою блузу крюком, изо всех сил мечтая, чтобы Венди делала все те же самые действия, но в другом душевном состоянии, и печально отошёл к шкафу. Там он выбрал для леди свежую блузу, цвета тёмной морской волны, и повесил её на ширму вместо белой, думая о том, что уже послезавтра купит Венди все платья в мире, лишь бы только она снова хоть немного повеселела.

Капитан с привычным «щёлк!» открутил свой крюк и положил на стол. Его красный сюртук с жилетом и бриджами отправились на пол в коридор вместе с блузой, в которую была одета Венди, а промокшие сапоги он откинул в сторону зеркала. Крюк нашарил в шкафу со скрипящей дверкой какие-то старые свободные шаровары, небрежно напялил их, заправляя внутрь рубаху с жабо. Собираясь, было, не цеплять крюк обратно, капитан быстро опомнился: Пен на острове! Если атакует, необходимо быть во всеоружии, – и смертельное лезвие снова щёлкнуло на его правой руке. Не придумав ничего получше, капитан подошёл к ширме, за которой слышались лёгкие всплески, теребящие воображение, и, отвернувшись (ведь, чтобы заглянуть за ширму ему всего-то надо было чуть-чуть приподняться на пальцы), передвинул её, загибая вправо. Всплески в это время утихли, что было, вне всякого сомнения, хорошим знаком: значит, маленькая мисс реагирует на происходящее. Ширма, надёжно теперь отделяющая уединение Венди от клавесина, была оставлена в покое.

Фа-а?.. – нарушила тишину осторожная звонкая нотка.