Он сидел тут же, за столом, просто леди не сразу сумела его разглядеть. Бледно-зелёного цвета, с трясущимися губами, капитан тяжело склонился над старой картой, той, на которой он когда-то отмечал координаты, перед ним лежали в ряд несколько предметов: двойной крюк (календарь лун был теперь приколот к стене карманным ножиком); зеркальце, которое он просил у Венди, чтобы рассмотреть свои глаза, тоже двойное: рукоятка наподобие рогатки разделяла два стёклышка под углом друг к другу, капитан когда-то сам смастерил его, чтобы удобнее было бриться; двойной пинцетик, каким он порой пользовался при изготовлении разных ядов, и с помощью которого удалил сегодня нитки из груди. В руках у него был его мундштук, позволяющий курить одновременно две сигары, капитан нервно смотрел то на него, то на предметы на столе, абсолютно идентичные по своему принципу, курил, и снова смотрел.
– Джеймс? – Венди ещё раз кашлянула, – Что случилось, милый?
Капитан взглянул на неё так странно, отчаянно, сквозь какую-то неуловимую боль, и Венди испуганно подбежала к нему, не понимая, что происходит.
– Что, Джеймс, что??? Что с тобой?
– Венди… Я не понимаю… Скажи мне, пожалуйста, честно… мне… мне… Венди, мне тысяча лет?
Казалось, что, произнося эти слова, он ещё сильнее побелел. Венди села рядом с ним на пол, осторожно забрала мундштук, отложила его и взяла дрожащую руку в свою ладонь. Как ответить – она не знала, поэтому просто взглянула ему в лицо и ласково сжала пальцы.
– Значит, правда… – он откинулся на спинку кресла, ошарашенный.
– Поднимемся на квартердек, Джеймс. Здесь невозможно дышать. Тебе нужен воздух.
Она с осторожностью потянула его за здоровую руку (вторая была ещё в бинтах, похоже, Джеймс не успел добраться до неё прежде, чем внезапное осознание его придавило), и капитан безвольно пошёл за ней по коридору, озираясь по сторонам для удостоверения мира вокруг себя, как после долгого сна.
– Сми! – крикнула Венди, – Поднимите капитанское кресло на шканцы и принесите воды. И проветрите личные покои капитана!
Немного безучастного и оторванного от реальности Джеймса она усадила в сиюсекундно организованное кресло, протянула ему воду и мягко подтолкнула кубок к губам, когда капитан просто взял его в руку и застыл. Джеймс отпил немного, помотал головой, выпил до дна, снова откинулся на спинку, и, отдав пустой кубок своей участливой леди, закрыл лицо рукой:
– Тысяча лет.
Грустно вздохнув, Венди опять села рядом с ним на пол и сложила руки к нему на колени.
– Ты давно знаешь? – беззвучно спросил он, не открывая глаз.
– Почти с самого начала. С тех пор, как ты представился мне полным именем. Как ты понял?
– Не знаю. Мой мозг работает по-другому, не так, как раньше. Как будто бы я стал способен сопоставлять факты, которые раньше хранились в голове отдельно друг от друга.
– Тебе не совсем тысяча лет, Джеймс. Я думаю, по меркам большого мира, тебе, наверное, лет триста. Ты помнишь, в каком году ты родился?
– В 1606-м.
– Немножечко старше меня… – Венди оставила у него на колене крошечный поцелуй и заметила, как капитан немного улыбнулся из-под усталой ладони.
– Похоже, что твоя кровь, Венди, вымыла из меня какое-то проклятье. Ты часто говорила мне, что некоторые мои рассказы не соотносятся между собой… Сейчас у меня такое ощущение, что половина всех историй мне словно приснилась. Я говорил, что был боцманом у Чёрной Бороды?
– Да, самым коварным и амбициозным… об этом все знают, Джеймс.
– Всё было не так. Это Чёрная Борода был боцманом у самого коварного и амбициозного капитана – у меня…
Брови у Венди подскочили под корни волос и потерялись за чёлкой. Джеймс потёр переносицу, нахмурил лоб, Венди попросила у Сми ещё кубок воды, капитан выпил её, жадно смачивая пересохшие губы, и продолжил:
– Я расскажу тебе, Венди, всё, что о себе помню. С самого начала. Пора бы уже разобраться со всей этой чертовщиной.
====== Тысяча лет ======
– Факт моего рождения был скрыт от всех, так было выгодно матери в личных и политических целях. Она сдала меня на воспитание дальней родне, не заинтересованной в играх на арене высоких титулов, навещала меня изредка, я сейчас даже не могу сказать, с какой частотой. Может, раз в полгода, может, раз в два года, теперь мне сложно судить. Я, полагаю, не рассказывал тебе, как очутился на острове?
– Нет. Эта тема, как и счёт времени, всегда выключала тебя из наших маленьких бесед, ты выпадал, возвращался, думал, что уснул, или начинал заниматься какими-то неотложными делами. Порой тебе удавалось это отслеживать, но неведомый механизм всегда был сильнее, так что я просто перестала спрашивать…
– Что ж. В один из своих редких визитов, мне было тогда лет пять, мама забыла меня в лесу.
– Как это, забыла?