Я искал тебя тысячу лет (СИ)

– Да… что ж. Хорошо, – он отложил щипчики, вытащил крюком из скляночки со спиртом деревянную пробку за специальную проволоку-петельку, намочил один лоскуток, дал его Венди и снова взял щипчики.

За эти дни Венди много и часто ловила себя на разных мыслях, и восхищение тем, что почти каждый предмет быта на всём Весёлом Роджере был умело доработан, чтобы Джеймс мог пользоваться крюком, как рукой, посещало её уже раз в тысячный, также как и последующее замечание, что сам капитан не обращает на всё это ни малейшего внимания. Вместо того, чтобы устроиться на стуле, как предполагала Венди, Джеймс отодвинул его ногой и сел на пол.

– Не больно? – Венди почувствовала щипчики где-то у основания мизинца.

– Нет.

– Ага… ну, всё. Вот он, негодяй, – капитан кинул малюсенький осколок в валяющееся неподалёку донце разбитой банки, – Надо приказать Сми, чтоб он всё тут собрал.

Он протянул руку:

– Давайте, – и девушка вложила сначала проспиртованный лоскуток в его ладонь (ойкнула, когда он дотронулся до ранки), а потом бинтик.

– Знаете, Джеймс… – сказала вдруг Венди, окружённая его заботой, пока он завязывал свой прочный узелок у неё на пальце, – Меня никто никогда не кружил на руках.

Капитан поднял на неё удивлённые глаза, оставаясь сидеть на полу.

– Ни разу в жизни? Даже… даже Пен, будь он неладен, когда Вы путешествовали с ним в детстве?

– Даже Пен, представляете. Мы, вроде бы, летали за руки, или за ноги… я плохо помню. И мои ноги… так их никто никогда не держал. Пен хватался за мои щиколотки, как сумасшедший.

– Венди…

– И, знаете что ещё… никто не целовал меня, Джеймс, по-настоящему, ни разу!

Тут его глаза стали размером чуть ли не с чайные блюдца, а брови взлетели.

– Не представляю, что и думать. Вы, леди Венди, чистый, прекрасный цветок, которой по роковой оплошности попал не в те руки… Такая утончённая и ранимая… я бы не просто держал – так, – я бы целовал Ваши ножки, с Вашего позволения, разумеется, и я бы целыми днями кружил Вас на руках. Хотите, я Вас ещё покружу?

Венди сложила лодыжки крестиком и смущённо вымолвила:

– Хочу.

С улыбкой, полной обещаний, Джеймс встал перед ней, вложил ей в руки свой крюк, игриво вильнул хвостиком брови, и Венди догадалась, – капитан желает, чтобы она открутила лезвие. Крюк щёлкнул.

– Три четверти или четыре?

– ..три? – не совсем поняла его леди.

Артистично отойдя от стола и склонившись в реверансе, капитан выпрямил спину, цокнул сапогами, и стал напевать какую-то мелодию в ритме вальса. Он шагнул к Венди, красиво подал ей левую руку, якобы приглашая в пару, и, как только удивлённая леди потянулась, чтобы вложить пальцы в его ладонь, скользнул кистью под спину, и подхватил её на руки.

– Ах!.. – тоненькие ручки снова обвили его шею.

Он кружил её по каюте в импровизированном танце, пока не закончилась мелодия, потом предложил ещё круг, и Венди, краснея, кивнула, а когда и вторая композиция подошла к концу, капитан, остановившийся рядом с диваном, сел. Венди он не стал устраивать у себя на коленях, а опустил рядом, но её ножки остались через него перекинутыми.

– Всё ещё не слишком неприемлемо?

– Нет…

– А если теперь я поцелую Вас? По-настоящему? Как дóлжно мужчине целовать такую красавицу?

– Значит, это будет мой первый такой поцелуй… он достанется Вам…

– И… – он наклонился, – Вы бы хотели подарить его мне?

– Не подарить… я бы хотела позволить Вам его взять… Возьмите его, Джеймс, он – Ваш.

– Девочка… – Джеймс прильнул к ней, чуть дыша, несколько раз сомкнул губы на карамельно-горячих устах, закрыл глаза и – совершил мягкое, неторопливое вторжение.

Много лет назад, когда Венди только узнала про поцелуи, ей казалось, что допустить к себе так близко другого человека, к тому же ещё и мужского пола, – невообразимая идея, и что она такого никогда не захочет. Потом она немножко выросла, познакомилась с Питером, подумала, что, наверное, для него можно было бы сделать исключение, и чмокнула его разок в губы. И ей тогда очень понравилось. Потом она ещё выросла, мысленно посмеялась над своей детской напористостью, и стала мечтать, что однажды кто-то – мужчина, обязательно красивый, галантный и статный, – сам захочет поцеловать её. Но так вышло, что прежде, чем она начала бы знакомиться с этой самой целью, её мама заболела туберкулёзом, и Венди долго было не до романтичных свиданий. А потом появился Тьерсен. Так леди и осталась без поцелуев: замужняя, овдовевшая, познавшая гадкое обращение со своим телом, и – нецелованная. Конечно, в обществе Тьерсен для вида множество раз колол губами её добела сжатые уста, но отобрать у Венди этот настоящий, глубокий поцелуй ему так и не удалось. Он, прямо скажем, особенно и не пытался.