– В такое время вы все уже спите, – улыбнулась ему Венди, просто сейчас зима, поэтому темнеет намного раньше. Хотите, я посчитаю, сколько точно сейчас времени?
– Хотим!
– Хотим!
Детский шёпот окружил её со всех сторон и смешался со свистом урагана высоко в шпилях двух мачт.
– Ну, хорошо! Смотрите… так, ага. Ага. А потом… угу… и вычесть… – Венди потыкала пальцем в небо, где мутно просматривались слабые звёздочки, – сейчас совсем немного заполночь. Вы еще не замёрзли?
– Нет!
– Нет!
– Нет, мама!
– А расскажи нам сказку?
– Только чтобы там было лето!
– И лагуна тёплая!
– И листики, и цветочки!
– Хорошо, хорошо, озорники. Идите ко мне поближе. Но тогда через полчасика сразу идём спать!
Так случилось, что Венди тысячу раз рассказывала сказку, которую выбрала этой ночью, и она всегда занимала у неё полчаса, ровнёхонько, секунда-в-секунду. Поэтому, когда Венди закончила рассказ привычным «и они улетели к Луне на ковре-самолёте», взглянув в небо, она сразу же поняла, что ковш проплыл слишком далеко для тридцати минут. Мальчики уже вовсю зевали, но она всё равно задержалась, чтобы пересчитать…
– Не может быть…
Небесные часы показывали почти два часа ночи.
– Что случилось, мама? – был сонный голос Пятнистого.
– Ничего, Пятнышко моё. Идём вниз.
Мальчики побежали на цыпочках вперёд неё, как всегда, а девушка присела на ледяную ступеньку и вдруг всё вспомнила. Вернее, всё, начиная с момента, как впервые очнулась в капитанской каюте. На неё разом высыпался целый шквал цветных воспоминаний, невыраженных чувств и невероятных ощущений, а она забыла всё это, совсем как маленькая жестокая девочка. Как ребёнок! Забыла, как капитан рассказывал ей «правила острова», а теперь – вспомнила. Забыла, как он ухаживал за её переломом и как купил ей целую площадь в Сен-Валери-ан-Ко, бывшем port de pêche prospère,* забыла, всё забыла!!! Но почему? Неужели это Нетландия так влияет на своих обитателей..?
Питер вечно ничего не помнил. Когда Венди очутилась здесь семь лет назад, ей было двенадцать: разве бывает так, что двенадцатилетняя девочка забывает мамино лицо и имя? А девятнадцатилетняя девочка разве могла забыть, как мужчина оставляет у неё на губах первый в её жизни поцелуй с терпким ароматом моря? Как убаюкивает её на коленях, когда ей плохо? Как приглашает на танец…
Где-то внутри что-то болезненно надломилось. Непрошеная слеза застыла на щеке, не преодолев даже половины пути, и превратилась в колючую льдинку.
*
– Мистер Сми, – Венди наклонилась к самому ушку старого боцмана, – Я… скажите, а я могу увидеть капитана? Я пойму, если он не захочет…
– Ну что Вы, мисс, – перебил её Сми и расцвёл в доброй улыбке, не досчитывающей пары задних зубов, – он будет очень рад, я уверен. Только мне запрещено говорить о нём при Вас, мисс. Но, мне кажется, Вы можете к нему зайти, если хотите.
Выше на палубе в это время раздался жуткий галдёж и топот, словно все моряки разом пустились в пляс.
– Что там ещё такое, – почесал репу Сми и поспешил наверх, а за ним кинулись все двенадцать любопытных мальчишек.
Венди тоже поднялась по боковой лестнице.
– Солнце! Солнце!!! – орали пираты, на ходу скидывая с себя шкуры.
Весь бриг затрещал по швам, как в прошлый раз, заскрежетал и встрепенулся, сбрасывая с себя сосульки, с облегчением опустился на воду и расслабленно закачался на волнах. Дети прыгали на палубе, отплясывая вместе с моряками вперемешку, а потом вдруг, как по щелчку пальца, сгруппировались, готовые атаковать пиратов и вдоволь набить тумаками их зады. Пираты ответили туповатыми взглядами, но, в принципе, тоже стали держать кулаки наготове. Обстановка под солнцем встала на паузу, каждая сторона ждала приказа, не смея выступать своевольно. В этот момент Сми подозвал к капитанскому окошку тихий голос:
– Доставь мисс и детей на берег. Верни им их шкуры и пусть новые тоже заберут себе. Скажи, они могут просто взять наши лодки и добраться самостоятельно, если не доверяют.