Я историю излагаю... Книга стихотворений

Из негритянского гимна
Это я, господи!
Господи, это я!
Слева мои товарищи,
справа мои друзья.
А посередке, господи,
я, самолично — я.
Неужели, господи,
не признаешь меня?

Господи, дама в белом —

это моя жена,
словом своим и делом
лучше меня она.
Если выйдет решение,
что я сошел с пути,
пусть ей будет прощение:
ты ее отпусти!

Что ты значил, господи,

в длинной моей судьбе?
Я тебе не молился —
взмаливался тебе.
Я не бил поклоны, —
не обидишься, знал.
Все-таки безусловно —
изредка вспоминал.

В самый темный угол

меж фетишей и пугал
я тебя поместил.
Господи, ты простил?

Ты прощай мне, господи:

слаб я, глуп, наг.
Ты обещай мне, господи,
не лишать меня благ:

черного теплого хлеба

с желтым маслом на нем
и голубого неба
с солнечным огнем.

Как философ или ребенок

Ничего нет значительнее
взгляда в окно,
если это вагона окно —
тем более,
и до боли,
чувствительнее, чем до боли,
осмысляешь впервые
      увиденное давно.

Как у древних философов

и малых детей —
никаких средостений!
Стекло же — прозрачно и тонко.
Просто смотришь и всё —
безо всяких затей —
с непосредственностью мудреца и ребенка.

Со внимательным тщаньем ребенка или мудреца,

так же точно, как мудрецы или дети,
понимаешь — с начала и до конца —
все на свете, все на свете.
Все на свете.

Уходящее время

Время уходит, и даже в анализах крови
можно увидеть: седеют косматые брови
времени и опускаются властные плечи
времени. Время времени — недалече.

Время уходит своим государственным шагом,

то горделиво, как под государственным флагом,
то музыкально, как будто бы гимн государства
грянет немедленно, через минуту раздастся.

Но если вдуматься, в том, что время уходит,

важно лишь то, что оно безвозвратно уходит
и что впоследствии никто не находит
время свое, что сейчас вот уходит.

Время уходит. Не радуется, но уходит.

Время уходит. Оглядывается, но уходит.
Кепочкой машет.
Бывает, что в губы лобзает,
но — исчезает.

«Жгут архивы. К большим переменам…»

Жгут архивы. К большим переменам
нету более точных примет.
Видно, что-то опять перемелет жернов.
Что-то сойдет на нет.

Дым архивов. Легкий, светлый

дым-дымок.
И уносит эпоху с ветром.
Кто бы только подумать мог?

Вековухой и перестарком

только памяти вековать,
а архивы перестали,
прекратили существовать.

Обе стороны письменного стола