Мне не хватало широты души,Чтоб всех жалеть.Я экономил жалостьДля вас, бойцы,Для вас, карандаши,Вы, спички-палочки (так это называлось),Я вас жалел, а немцев не жалел,За них душой нисколько не болел.Я радовался цифрам их потерь:Нулям, раздувшимся немецкой кровью.Работай, смерть!Не уставай! ПотейРабочим потом!Бей их на здоровье!Круши подряд!Но как-то в январе,А может, в феврале, в начале мартаСорок второго, утром на заре,Под звуки переливчатого матаКо мне в блиндаж приводят «языка».Он все сказал;Какого он полка,Фамилию,Расположение сил,И то, что Гитлер им выходит боком.И то, что жижа у него с ребенком,Сказал, хоть я его и не спросил.Веселый, белобрысый, добродушный,Голубоглаз, и строен, и высок,Похожий на плакат про флот воздушный,Стоял он от меня наискосок.Солдаты говорят ему: «Спляши!»И он плясал.Без лести.От души.Солдаты говорят ему: «Сыграй!»И вынул он гармошку из кармашкаИ дунул вальс про голубой Дунай:Такая у него была замашка.Его кормили кашей целый деньИ целый год бы не жалели каши,Да только ночью отступили наши —Такая получилась дребедень.Мне — что!Детей у немцев я крестил?От их потерь ни холодно, ни жарко!Мне всех — не жалко:Одного мне жалко:Того, что на гармошке вальс крутил.
«Я говорил от имени России…»
Я говорил от имени России,Ее уполномочен правотой,Чтоб излагать с достойной прямотойЕе приказов формулы простые.Я был политработником. Три года —Сорок второй и два еще потом.Политработа — трудная работа.Работали ее таким путем:Стою перед шеренгами неплотными,Рассеянными час назад в бою,Перед голодными, перед холодными,Голодный и холодный. Так! Стою.Им хлеб не выдан, им патрон недодано.Который день поспать им не дают.И я напоминаю им про родину.Молчат. Поют. И в новый бой идут.Все то, что в письмах им писали из дому,Все то, что в песнях с их судьбой сплелось,Все это снова, заново и сызнова,Коротким словом — родина — звалось.Я этот день,Воспоминанье это,Как справку собираюсь предъявить,Затем, чтоб в новой должности — поэта —От имени России говорить.