— Он самый. Шесть сбытых за один бой, глядишь, и тебя скоро перепрыгнут, — лукаво улыбнулся Покрышкин.
— Да ради бога. Где сейчас Степка?
— На втором аэродроме подскока базируется. Ему уже сообщили, так что жди.
— Хорошая новость, давно мы с ним не виделись.
— Ты кстати почему пешком?
— Да я то, как раз к вам летел, но с «мессерами» повстречался… Охотники часто так далеко в тыл залетают?
— Бывает, — кивнул комполка.
— Ну вот мы и встретились. Четверо их было, если бы не попадание в масляный радиатор, то я бы и четвертого ссадил, а так ушел один.
— Троих свалил?
— Ага.
— Еще восемь и ты перевалишь за сотню, — задумчиво протянул комполка, насмешливо глядя на меня.
— Не завидуй. Фрицы новенькие? Верткие гады, стиль пилотирования не знакомый.
— А, так это ты на ребят фон Борга напоролся. Тот еще тип, недавно их группу из Франции перевели.
— Горят так же.
— Где бой был? — подойдя к карте, поинтересовался Покрышкин.
— Вот тут, а здесь я машину посадил. Там трофещики стоят, поставил пару бойцов охранять.
— В штаб армии сообщил?
— Конечно, только толку то? Машина экспериментальная, нужны специалисты. Нужно ее сюда, в полк везти. Я распоряжение отдал, к вечеру подвезут.
— Понятно. А что за машина?
— Да ты ее видел пару месяцев назад, в Центре.
— Это Поликарпова которая?
— Она самая. Фактически та же, но доработанная, вот и хотел ее в боевых условиях испытать… испытал.
— Серьезно повреждена?
— В полевых условиях не починишь, хотя нужно с нашими инженерами пообщаться. Стриж, Каплина не забрал?
— Генерал? Нет, не забирал.
— Тогда вообще проблем нет. Этот из велосипеда самолет сделает.
Покрышкин засмеялся.
— Он может. Ладно, поговорили и хватит, пошли, там уже столы наверное накрыты. О,
слышишь? Сто процентов Микоян садиться, пошли.
— Идем.
Слушая ночную жизнь полка, как раз взлетали звенья «ночников», я лежал на снопе скошенной травы, и смотрел на ночное небо. Вот я снова на фронте, после стольких месяцев пребывания в тылу. Сдержал все-таки Хозяин слово, я снова на передовой.
Прикрыв глаза, я припомнил, тот нелегкий разговор в Кремле, что произошел почти полтора года назад.
Сталин тогда каким-то чутьем почувствовал что информация будет запредельная, поэтому когда я скосил глазами на Берию, попросил того выйти. Даже причину нашел достаточно вескую.
— Слушаю, — хмуро сказал Сталин, когда нарком вышел.
Задумавшись на несколько секунд, я стал рассказывать. Сперва, бегло прошелся кто и откуда, потом все, что привело меня в этот мир. Иосиф Виссарионович умел слушать, молча смотря на меня попыхивал трубкой и слушал, слушал. Всего время рассказа затянулось на три часа, можно было и больше, но я помнил о церемонии, которая начнется через час.
— Такую версию мои аналитики даже не рассматривали. Вы, товарищ Суворов точно уверены, что это не ваше прошлое? — с прорезавшимся кавказкам акцентом спросил Сталин.
Я уже слышал о такой его особенности, когда акцент проявлялся в моменты сильных волнений.
— Уверен в этом, товарищ Сталин. Я сходу могу назвать два десятка не соответствий. Их конечно больше после моего вмешательства, но я отталкивался от тех, которые произошли до меня.
Дальше беседа не продолжалась, Сталину нужно было подумать, выбрать точку соприкосновения, как вести себя со мной. Поэтому не удивился, когда зашедший по вызову хозяина кабинета Поскребышев, вежливо попросил меня на выход.
Оружие мне не вернули, но хоть покормили в кремлевской столовой. Честно говоря, я думал, там кормят просто отлично, но нет, обычный полдник, как везде. Випендрежа, как в Госдуме в мое время, не было. Приходилось мне там бывать, один из одноклассников был сыном депутата.
Награждение началось точно по секундам, ровно в семь. Я как дважды Герой сидел в первом ряду, с невозмутимым лицом. Приходилось, фотографов много было, часто щелкали.
Честно говоря, у меня были мысли, что наградят третьей звездочкой, но реальность превзошла все ожидания.
Не смотря на то, что узнал, Сталин спокойно вел речь, однако старые большевики, или те, кто вроде меня знал об этой особенности Верховного, озадаченно закрутили головами. Время от времени отчетливо прорезался акцент.
Представленных к награде было довольно много, я даже заметил пару знакомых лиц. И одним из них был капитан Покрышкин из моего полка.
Меня вызвали первым.
После короткой речи Сталина, за что меня награждают, он лично приколол третью Звезду Героя, однако это было не все.
— … по представлению политуправления ставки за большой вклад в культурное развитие страны, приказом от двадцать восьмого марта тысяча девятьсот сорок второго года, наградить товарища Суворова автомашиной с дарственной табличкой, — после чего вручил красную бархатную папку с дарственным представлением.
Взяв ее в руки, я заметил легкую, немного грустную усмешку в глазах Сталина.