Я из огненной деревни

Население фашисты продолжают уничтожать, теперь – под видом борьбы с партизанами и даже «самозащиты». Однако партизаны мешают ещё шире развернуть «работу», партизан столько, что на задуманное выполнение «плана» уже не хватает сил: приходится защищать от партизанских атак все дороги, города, важные объекты. Специальные группы-команды (под прикрытием и с участием армейских частей) с маниакальной настойчивостью продолжают «работу», хоть война уже явно проиграна. Они всё «обогащают» методы, готовят кадры, готовятся к чему-то ещё более бесчеловечному и зловещему, экспериментируют.

Слово это – «эксперимент» в наш век всё чаще вспыхивает зловещим смыслом. Хиросима, Нагасаки – это тоже «эксперимент».

Существуют документальные кинокадры о том, как избирались объекты первых атомных бомбёжек.

Местность, топография, желательно, чтоб была такая и такая…

Строения – такие…

Населения – столько…

«Этим требованиям соответствуют (рука с цветным карандашом ищет на карте) города… Хиросима (крест)… Нагасаки (крест)».

Нацисты не владели таким оружием. И в этом счастье человечества. Приходилось им рассчитывать на «обычное». Да на специальные команды: их требовалось для «плана» всё больше и больше, опытных, обученных на практике – потому что масштабы имелись в виду не меньшие, чем у атомных маньяков – десятки, сотни миллионов запланированных убийств.

И на жутком пути к этой цели «окончательного урегулирования в Европе» (а затем – и во всём мире) – трагедия белорусских Борок, Красницы, Брицалович, Княжеводцев, Студёнки, Парщахи, Хатыни…

Сотни и сотни Хатыней, отчётов, «экспериментов»: «операция Борки (Малоритские)», «операция Борки (Кировские)», «операция Красница», «операция Збышин»…

Экспедиции в целом назывались у них иначе, обычно не по названию отдельной деревни или местности, а вот так издевательски «поэтично»: «Фрюлингсфест» – Весенний праздник; «Зумпф-фибер» – Болотная лихорадка; «Зумпфблюте» – Болотный цветок; «Нордполь» – Северный полюс; «Эрнтефест» – Праздник урожая; «Штерненлауф» – Звёздный путь, «Шнеехазе» – Заяц-беляк; «Фён» – Альпийский ветер; «Винтерцаубер» – Зимние чары; «Вальдвинтер» – Лесная зима, «Кугельблитц» – Шаровая молния; «Цауберфлёте» – Волшебная флейта; «Майгевиттер» – Майская гроза; «Цыгойнербарон» – Цыганский барон; «Фрайшутц» – Вольный стрелок и т. д.

Однако убийство Красницы, или Борок, или Брицаловичей, как и каждой из Хатыней, было обычно отдельной операцией – с особенной задачей и отчётом о поведении жертв и самих палачей, о просчётах или «тактических находках», «открытиях».

В одной и той же местности специальные команды редко убивали деревни одинаково: если одних собирают, сгоняют в гумно или в сарай под видом «собрания», «проверки документов», то в соседних деревнях уже ходят из хаты в хату и убивают на месте. С учётом опыта, для обогащения опыта…

В границах общей «задачи» был полный простор для садистских импровизаций. Прикажут людям помолиться (Доры Воложинского района) и сожгут их. И ещё вот так наиздеваются…

Юлиан Рудович.

«…Сказали всем идти в церковь, помолиться Богу, и нас отпустят домой. В церкви немец подошёл ко мне:

– Отдай киндер матке, а сам – вэк!

Взял за воротник и выбросил во двор. И всех, кто не с детьми, – выходи! И кто оставит ребёнка, в церкви оставит – может выходить. Пущали, пущали, кто оставит… Но не каждая ж мать может так сделать. Ну, моя не оставила, не оставила… Не знаю… Но кто-то должен в живых остаться, если так, правда или нет? Если так, кто-то должен остаться! А моя не захотела, осталась с маленьким. Немцы церковь подожгли, мы все, которые во дворе, слышим, как люди там летают. Из пулемётов всех перерезали – огонь только…»

Или бросят старую, немощную женщину в колодец (Погулянка Речицкого района), а на неё – имущество домашнее, колёса, брёвна…

И снова пишут «отчёт» – победный, торжественный, с сознанием, что выполняют «миссию». А как же, они не просто убийцы, они служат идее, «великой Германии», «фюреру», рискуют получить пулю от партизан, сражаясь за «новый порядок».

А сверху идут поощрения, награды, одни палачи ставятся в пример другим.

Особенно прилежным, способным к такому занятию, оказался Оскар Дирлевангер – его Гитлер отметил чинами и всякими «крестами», какие только были: от «золотого» до «рыцарского».