Я хочу твою шкуру, дракон! или Верните всё обратно!

Пока шла до своей комнаты мысли метались, как рыбки в кораллах. Тема рыбок напомнила о водянице. Что там говорил Ашшур про озеро? Уж не к той ли Нерестине на ночь глядя он направился? Что ему у ректора в столь поздний час делать? И как-то вообще он странно отреагировал, словно хотел избежать близости со мной. Я к нему с поцелуями, а он! Да что ж это такое! Не понимаю я его. То Феечка, Феечка, а тут вот, на тебе Феечку, вся твоя, бери и целуй срочно. Сожми, болван, в объятиях да целуй, пока сама губы подставляет. А он бежит! И как его понять? Не нравлюсь? Так по глазам вижу, что нравлюсь. И зачем тогда магистра попросил нам помочь?

О, я ж к нему зачем шла? И забыла совсем о цели визита! Я развернулась обратно. Нет уж, Ашшур, сегодня мы с тобой все выясним до конца! Я узнаю про эльфа, заодно потребую от тебя ответа: что между нами происходит? Заодно удостоверюсь, что ты точно к ректору пошел, а не обманул коварно маленькую, наивную Феечку…

ГЛАВА 17, в которой попытки успокоить себя и других приводят не к тем результатам

Я завернула за угол и обомлела.

Ашшур стоял напротив Вероники лицом ко мне. Меня он не видел, все его внимание было приковано к Веронике. Та стояла напряженно вытянувшись в струнку, это было видно по сжатым в кулаки рукам. Вся эта сцена казалась похожей на выяснение отношений двух влюбленных. Вероника что-то выговаривала, а Ашшур ее успокаивал. Вот он положил руки ей на плечи и провел по ним, расслабляя и успокаивая. А потом — о богиня, нет! — я всхлипнула, зажала рот рукой и побежала прочь…

Сцена так и стояла перед глазами, и я прокручивала ее вновь и вновь… Ашшур наклоняется и впивается в рот Вероники страстным поцелуем-;

Я не пошла в свою комнату. Я убежала на улицу. Скрылась от чужих глаз в беседке, спрятанной в кустах.

Пока меня там не нашел Кантор.

— Фея? Фея, что случилось? — заволновался он.

Я подняла глаза, встретилась с родным и любящим взглядом, взглядом, который предназначался только мне, одной-единственной, и попросила:

— Поцелуй меня, Кантор. Я хочу забыть обо всем.

Дважды его просить не пришлось.

Кантор целовал сначала осторожно, словно пробуя границы дозволенного, потом все больше распаляясь сам и распаляя меня. Скоро ласки вышли за грани дозволенного, а его руки все чаще оказывались на моей груди, а не на спине или талии. И когда он потянулся губами, чтобы взять в рот затвердевший сосок, а я простонала, Кантор шепнул:

— Пойдем ко мне… проведем эту ночь вместе…

— Как… а как же Янтар… — заплетающимся языком попробовала я внести нотку разума в эту нахлынувшую на нас волну страсти и желания.

— У меня есть отдельная комната, Досифея. Я же маг-универсал, ценный кадр, — пояснил Кантор, усмехнувшись мне в губы, чем вызвал очередную вспышку желания. — Просто я решил жить вместе и присматривать за братом. Но комнату за собой оставил. На всякий случай.

Кантор бросил на меня откровенный, голодный взгляд, который не оставлял сомнения, на какой случай ему эта комната.

— И часто ты ею пользуешься? — ревниво спросила я.

— Сегодня будет второй раз. В первый — я сбежал от пьяного Янтара, который своим храпом и перегаром не давал мне спать, — не позволив мне повозмущаться, сразу пояснил Кантор. — Фей, мне, кроме тебя, никого не надо. Но мне приятно, что ты меня ревнуешь. Пойдем?

От откровенного и предвкушающего взгляда Кантора у меня внизу живота волнами разлилось желание.

— Пойдем, — легко согласилась я.

Ашшур

Его скрутило болью так, словно кто-то засунул огненный меч в самые внутренности и наматывал на него кишки. Дракон, сгорая в пламени, взвился в воздух не в силах удержаться на земле и выпустил свой огонь. Сейчас он охватил его всего. Грозное пламя обжигало, потом тело будет болеть несколько дней, ну и пусть! Если физическая боль хоть немного утихомирит душевную, съедающую изнутри, это хорошо.

Ашшур приземлился на поляне и изрыгал из себя пламя во все стороны. Но боль не унималась. Он полетел на другую. Потом на следующую. Сейчас бы он испепелил все, что попадалось ему под руку. Когда наконец его фонтан погас, он весь в гари повалился на эту обгоревшую, усеянную пеплом землю и просто лежал и смотрел пустыми глазами в небо. Жалкий, измученный, страдающий дракон.

Его избранная млеет в чужих объятиях. Не в его. Получает удовольствие, отвечает на поцелуи и дарит ласки. Другому, не ему. Как же это невыносимо больно!

Он никогда не думал, что можно испытывать такую душевную боль.

Когда его брат, поддерживаемый ненавидящей его матерью, предал и возглавил заговор против него, а отец согласился с решением лишить сына всего, на что тот имел право, Ашшур страдал. От разочарования, от обиды, от злости, от гнева. Он даже думал, что испытал душевную боль. Нет, то были просто разочарование и обида. Боль вот она. Скручивает, не дает дышать и лишает желания жить.

А ведь это Ашшур мог бы быть на месте счастливого соперника. Она пришла к нему сама. Сама потребовала ласки, проявила инициативу. А он не мог дать ей то, чего хотел больше всего в этой жизни.