Я закрыл один глаз, а потом другой, когда месье повис в воздухе вверх ногами. Он держал за руки даму, а потом зашвырнул её на соседние качели. Я, конечно, видел, что внизу натянута сетка, но мне всё равно было страшно. Какая странная профессия – воздушный гимнаст. Целыми днями только и делаешь, что висишь над бездной ради того, чтобы тебе похлопали. Для этого нужно, наверное, чтобы голова у тебя была набита гороховым пюре, как Рози часто говорит про нас. И это ещё не самое страшное. Самое страшное – это когда они катаются на велосипеде по канату всё над той же сеткой. И, чтобы было ещё интереснее, дама забралась месье на плечи.
Это было уже слишком.
Я закрыл оба глаза.
А когда открыл их, оказался в пасти у льва. Ну, почти.
Меня разбудил удар хлыста.
Лев попятился и забрался на тумбу.
Я посмотрел на своих друзей, и по глазам было видно, как они напуганы.
Цирк – это круто.
Но мне всё-таки больше нравятся американские горки. Там непонятно, чего больше – страха или радости.
И тут месье с хлыстом попросил, чтобы лев прыгнул, и лично я не стал бы так рисковать, потому что прыгать-то ему нужно было в горящее кольцо. Лев медленно слонялся по своей тумбе, как будто размышлял: «Прыгать или не прыгать?» – и тут вдруг раз! – и прыгнул, и оказался гибким, как кошка, и пролетел через кольцо, и даже не коснулся огня своей пышной гривой, и на этом номер был окончен.
Снова пришёл месье в сверкающем плаще и за ним два клоуна, и месье сказал в микрофон: «Надеюсь, вам всё понравилось», а клоуны у него за спиной кривлялись и скакали, и месье помахал нам рукой, и тут все услышали, как Ахмед спросил: «Цирк закончился?», и сверкающий месье ответил: «Нет, малыш, цирк не заканчивается никогда!»
Теперь-то я понимаю, почему Рози часто нам говорит: «А ну прекращайте этот цирк!»
Реймон не говорит, куда мы едем.
Я знаю, что «это сюрприз» и что мы с Камиллой должны выйти из «Фонтанов» рано утром, чтобы «не упустить ни одного солнечного луча».
Я не очень-то люблю сюрпризы. Иногда от них одно разочарование – например, в пакетике-сюрпризе окажется всего лишь пластмассовый солдатик. А иногда так сильно бьётся сердце, и слёзы льются из глаз, и не можешь проглотить ни одного кусочка торта Фердинана, как тогда, в мой день рождения.
Я всё-таки ещё раз спросил, когда мы разговаривали по телефону.
Реймон сказал:
– Ну ладно, это пикник с целой корзиной вкусной еды.
И я больше ни о чём теперь не мог думать.
В машине Антуанетта сидела впереди, а её кресло убрали назад, в багажник. Я это знаю, потому что сам открывал дверцу багажника, вот только почему-то корзины для пикника я там не увидел.
– А где же корзина? – спросил я у Реймона.
– На коленях у Антуанетты. И смотри, осторожнее забирайся в машину, там сумка-холодильник прямо у меня за сиденьем.
– Что такое сумка-холодильник?
– Такая сумка для пикника, в которой держится низкая температура и продукты не портятся. Закрывай багажник и прыгай в машину, Кабачок.
Я поставил ноги на сумку-холодильник и уткнулся подбородком в колени.
Прежде чем открыть комиксы и отправиться с Тинтином на Луну, Виктор прошептал мне на ухо:
– Антуанетта сидит на месте покойника.
И я задумался, о ком это он.
У Реймона такая профессия, что в этом, конечно, нет ничего удивительного, и всё-таки я не представлял себе, что за покойника он мог везти на месте Антуанетты. К тому же покойники не разговаривают, а Реймон любит, чтобы в дороге ему что-нибудь рассказывали.
Правда, Антуанетта тоже не слишком много разговаривает, но она поёт, а это уже кое-что.
Полицейский не засыпает за рулём, и мы не оказываемся в канаве, как та машина, мимо которой мы только что проехали, вокруг стояли полицейские и спасатели, и мы увидели заднюю часть автомобиля, это был чёрный «мерседес», и я был очень рад, что он не белый, потому что родители Жужуба теперь решили больше никогда не путешествовать без сына.
Камилла ничего не видела, она спала, прислонившись к двери, и, судя по спокойному выражению лица, смерти в её сне не было и в помине.
Антуанетта, похоже, не отдавала себе отчёта в том, что заняла место покойника, она прижимала к груди корзину для пикника, как будто боялась, что кто-нибудь её отнимет, и авария на дороге её ничуть не смутила: она продолжала напевать как ни в чём не бывало.
– Что ещё за покойник? – спросил я у Антуанетты, тронув её за плечо.
– Покойник? Какой ещё покойник? – растерялась она.
Виктор спустился с Луны и пнул меня ногой:
– Ты придурок или как?
– Виктор, пожалуйста, следи за словами, – сказал Реймон дороге. – А тебе, Икар, что ещё такое взбрело в голову?
– Это не мне, это Виктору.
– Да я вообще молчу!
– Неправда, ты мне сказал, что Антуанетта сидит на месте покойника!
– Ну ведь не для того, чтобы ты это повторил для всех! Ябеда.
– Я не ябеда.
– Ябеда.
– Нет.
– Это ты сказал про покойника.
– Так, а ну-ка успокойтесь там, на заднем сиденье, – прорычал Реймон, посмотрев на нас в зеркало. – Место покойника – это просто такое выражение, Кабачок. Оно означает, что в случае аварии место рядом с водителем – не самое удачное.
– Не очень-то хорошее выражение, – огрызнулся я.