Я красавчик. И это бесспорно

— Что значит «идите домой»? — Вера Ивановна подаётся корпусом вперёд. Готовая к бою амазонка. — Может, ему помощь нужна, а мы — домой? Данька нам как бы не чужой ребёнок.

— Всё равно не пустят, — качает нянечка головой, но Сенина мама полна решимости.

Я не знаю, как она это делает — я бы, наверное, развернулась и ушла. Или плакала от бессилия. А она в миг на уши всех поставила, до директора дошла.

— Всё хорошо с вашим мальчиком — зубки у него режутся. И не переживайте: здесь медсёстры, врачи, уход, — объясняет дежурная медсестра.

Нам всё же дали полюбоваться на Даньку несколько минут. Он спал, разметавшись, по кроватке.

— Как жаль, что мы не можем его забрать домой, — вздыхает Вера Ивановна, как только мы покидаем дом ребёнка. — И как жаль, что нельзя всё сделать быстро.

Я молчу. Потому что усыновление — это лотерея. И неизвестно, будут ли звёзды на Сениной стороне.



=33. Надя

— Что происходит, Надя?

Слава ждал меня после работы. Сегодня ветрено и, наверное, пойдёт дождь. Он стоит на ветру, волосы у него растрепались. Я уставшая и опустошённая — заказчикам пришлась по душе наша концепция. Остались довольны. Это было очень трудное, но важное крещение «боем». Мы с Соней плечом к плечу доказали, что лучшие. Рискнули и выиграли.

Я немного расстроена: поздним вечером звонил Сеня, а я пропустила звонок — не слышала, спала мёртвым сном. Но трудовые будни немного сгладили огорчение. И вот сейчас, лицом к лицу со Славой, я понимаю: мне не страшно.

— А что происходит, Слава? — спрашиваю в ответ, потому что вижу: он взвинчен, напряжён, и если знает, что его тревожит, то я — нет. На нас пялятся. Ещё бы. Хорошо что Соня с Геной ушли раньше меня. Наверное, Соню расстроила бы эта встреча.

— Поговорим? — кивает он на машину.

— Поговорим, но не здесь и не в машине, — киваю на близлежащий скверик.

Я опережаю Славу на шаг. Он идёт за мной, но недолго: не хочет быть ведомым. Вначале он равняется со мной, а затем — вырывается вперёд. Мне почему-то кажется, он бы меня за руку схватил и тянул за собой, но сдержался. И это здорово, иначе я бы точно вырвалась и возмутилась.

— А теперь я тебя внимательно слушаю, — останавливаюсь возле лавочки в тихой аллее. Здесь мало людей — вечер, ветер холодный.

— Это я тебя слушаю, — опускает он мне на голову тяжёлый взгляд. Будь у взгляда настоящий вес, я бы под землю на метр ушла.

— Слава, прежде чем говорить, я бы хотела узнать, что ты хочешь от меня услышать.

Он молчит. На щеках играют желваки. Не знаю, что он видит во мне, но его многозначительность выводит из себя. Я стараюсь не сорваться — хочется закончить этот безумно тяжёлый день, прийти домой, принять душ, прижать Мусю к груди и уснуть.

— Почему ты не сказала мне, что съехала с квартиры? Что за тайные перемещения?

Звучит как обвинение в суде.

— А я должна отчитываться за каждый свой шаг? — мне его наезды вообще не нравятся, поэтому я продолжаю отвечать вопросом на вопрос.

— Но ты могла сказать и промолчала.

— Не захотела, Слава. Это моя жизнь. И если бы нужна была твоя помощь, вмешательство, совет, я бы обратилась.

— Но тебе ничего от меня не нужно, — он всё правильно понимает. — Ты всё хочешь решать сама, быть самостоятельной и независимой.

— А ещё мне кажется, что тебя слишком много в моей жизни.

Ну вот, я это сказала. От собственной смелости закружилась голова и засосало под ложечкой.

— Вот так, да, Надь? — улыбка у Славы волчья, страшная.

— Прости, — смотрю я в его жёсткие жёлто-зелёные глаза.

— И кто он, Надь? Этот слюнтяй Гера?

Он снова хочет сломить, подмять под себя, заставить играть по его правилам. В нём слишком много силы. А мне надо быть либо сильнее, чтобы сопротивляться, либо слабее, чтобы подчиняться.

— Даже если никого нет, ты душишь меня. Мне это не нравится. Ты пытаешься всё решить и за себя, и за меня. Я так не хочу.

— А как хочешь, Надь? Я буду таким, как ты захочешь.

Я вздыхаю расстроенно. Он не слышит меня. Славе кажется, что всё можно исправить.

— Не надо ничего менять, понимаешь? Я не смогу быть другой, и ты тоже не сможешь измениться. Это… несовпадение, но ты упрямишься. С самого начала так было. Это очевидно.

— Это ты кое-чего не понимаешь, моя хорошая девочка.

Глаза у Славы холодные. Он всегда выглядит жёстко, но в данную секунду становится очень далёким, словно отстраняется, уходит куда-то далеко в себя. Я и так его не всегда понимала и чувствовала, а теперь рядом — руку протяни — стоит совершенно чужой мужчина. Пугающий. От него хочется сбежать, поджав хвост.