— Надь, что с тобой? — это Соня и Гений. Вместе.
— Мне надо уйти, — не хочу говорить правду. — Очень надо уйти.
— Надо, значит иди, — шепчет она, склонившись ко мне. — Мы прикроем. На крайний случай, заявление без содержания напишем.
И я срываюсь. Лечу. А в голове крутится и крутится мысль: это после вчерашнего разговора. Он был зол, в бешенстве. Это из-за меня. Всё случилось из-за меня…
Каким бы гадом Слава ни был, я не желала ему смерти, нет.
=35. Арсений и Надя
Я сорвался домой. Соревнования прошли — оставалось три дня: культурная программа, шоу, интервью — всё, где без меня могли спокойно обойтись.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Марс, — пытается надавить на меня Майя.
— Очень хорошо знаю. Это было моё последнее выступление, и сейчас есть дела поважнее, чем отдыхать и расслабляться здесь.
Она поднимает руки, показывая, что сдаётся, но на лице её такой скепсис и явное расстройство, что впору пожалеть, но мне и правда не до того. Я хочу домой. Решать дела и делать новые шаги в той жизни, что остаётся после спорта.
Я позвонил Наде из аэропорта. Слушал её голос и медленно сходил с ума. От её радости — искренней и чистой, от её эмоций светлых. Я не сказал, что вернулся — решил сделать сюрприз. Мчался домой. Мечтал, как выйду ей навстречу, когда она вернётся с работы. Хотел обнять. Зацеловать. А там… как выйдет дальше. Никогда я ещё так не волновался — до головокружения.
Дома тихо. Только Муся вздыхает тяжело, встречая меня.
— Ну, и где наша девочка? — спрашиваю я у кошки. Если бы Муся умела, наверное, пожала бы плечами.
Тяжёлый перелёт, я почти не спал. Меня жутко клонит в сон, но я не могу сейчас уснуть: Нади нет, она задерживается. Я иду на кухню и пью крепкий кофе, больше похожий на яд. Телефонный звонок звучит тревожно в почти полной тишине. Номер незнакомый, и мне вдруг становится страшно. Что-то случилось? — первая мысль.
— Алло, — отвечаю и напряжённо вслушиваюсь в незнакомый голос. — Да-да, конечно, — записываю адрес и срываюсь с места.
— Мяу-у-у, — жалобно стонет Муська и льнёт к моим ногам. Она почти никогда не подаёт голос, поэтому я понимаю: с ней что-то не так.
— Потерпи, ладно? А я быстро, — глажу по белой шерсти и почти бегу.
Уже в машине я со стыдом думаю, что испытал облегчение: это не с Надей. Я пытаюсь ей дозвониться, но она вне зоны доступа. Ничего, позже. Я позвоню ей позже. Она всё равно не знает, что я вернулся.
Славка. Друг. Я даже думать не хочу, что с ним что-то произошло, но ведь случилось… Мы разговаривали с ним буквально вчера. Он позвонил внезапно. Спрашивал, где я. Поздравил с победой. И вот… В голове не укладывается.
Уже возле больницы меня накрывает страх. Если он в реанимации, то не должны пускать посетителей? А если впускают, это хорошо или плохо?..
Я не трус, но, прежде чем войти, дышу на крыльце вечерним воздухом, пытаясь протолкнуть ком в горле.
Это не реанимация, а вип-палата. Меня провожает туда хмурый охранник, как только я называю имя Ветрова.
— Недолго. Несколько минут, — даёт он отмашку, и я переступаю порог палаты.
Мозг человека — штука взрывоопасная. Пока я добралась до больницы, нарисовала несколько страшно-кровавых сценариев — один другого ужаснее. Действительность оказалась намного скромнее.
Слава лежит в палате бледный, но в сознании. Пикают датчики, он в гипсе. Почти как в фильмах, — почему-то думаю я, когда осторожно подхожу к больничной койке.
Место, где лежит Ветров, сложно назвать больницей. Комфортабельный отель — намного теплее и ближе. Да и сама больница оказалась очень приличной клиникой для состоятельных людей. Простые смертные сюда не попадают. Ну, Ветров же, чему я удивляюсь?
— Надя? — Слава голову не поворачивает — у него на шее корсет,
— Как ты? — присаживаюсь на стул рядом с широкой кроватью.
— Жить буду, — кривит он губы. — Но ещё пока не понятно, как.
Я не знаю, что ему сказать. Держись? Всё будет в порядке? Избито как-то и глупо. Я же не знаю, какие у него травмы.
— Не сердишься, что попросил приехать? — слова даются ему с трудом. Дышит он с натугой.
— Нет, — я душой не кривлю. Мне его по-человечески очень жаль. А ещё я продолжаю думать, что виновата.
— А за вчерашнее — сердишься?..
Я молчу. «Да» — будет неправдой. И «нет» — тоже ложь.
— Наговорил всякого. От бессилия, наверное. Очень уж ты зацепила меня, Надь. Крюком прям под рёбра. Вывернула наизнанку.
— Не надо, Слав.
Мне почему-то кажется, он потом будет жалеть о своих словах. Сложный человек — Слава Ветров. Не угадать, что он может выкинуть в следующий раз.
— С работы не уходи. Я говорил с Игорем. Не надо. Не собирался я ничего расформировывать. Придумал на ходу от злости. Хотел посмотреть, насколько ты милосердна. Оказалось — не очень. Не мать Тереза, а виделось иначе.
Он отрывисто смеётся и закашливается. Лицо искажается от боли.
— Тебе, наверное, нельзя столько разговаривать, — пытаюсь прервать тягостные объяснения.