Я красавчик. И это бесспорно

— В тот день, когда мы столкнулись, — щурит Слава глаза, — я решал для себя очень важную проблему. Филиал «Тау-Плюс» убыточен. Я собирался избавиться от него. И передумал только ради тебя. Решил: пусть. Как знак свыше. Реорганизация, вышвырнутые в никуда люди, много грязи, хлопот, забот… Однозначно, я бы прошёл через это и не облез. Но тут появилась ты — чистая и немножко кусачая. Что-то в тебе тронуло моё циничное чёрствое сердце. И я решил не рушить твой мир. Дать шанс вместе со всеми. Не альтруистично, конечно. Ты не просто нравишься мне, Надя. Я хочу тебя, как мужчина может хотеть женщину. И, наверное, я жалею сейчас, что слишком с тобой носился. Ты такая же, как все. Ничем не отличаешься. Наверное, никогда и не была особенной. Я выдумал что-то себе и поверил.

Не знаю, больно ли мне от его слов. Бьют, но не достигают цели. Задевают, но не настолько, чтобы оправдываться.

— Мне жаль, что разочаровала тебя. Жаль, что ты видел лишь то, что хотел. И плохо, что ты никогда ни с кем не считался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я слышал, вы заключили сегодня выгодный долгосрочный контракт. Противных шоколадных баронов покорили, — и снова эта снисходительная недобрая улыбка. — И тебе не хочется закрепить свой успех? Ты готова всё бросить, подставить людей?

А вот это действительно больно. Он снова давит. Сапогами топчет, гвозди забивает, пытаясь сломить меня и склонить в свою сторону.

— Это грязно, Слава, — мне хочется встать на цыпочки, чтобы казаться выше. Чтобы дотянуться и влепить ему пощёчину. Сделать ему хотя бы на миг так же больно, как он сейчас делает мне. — Это шантаж.

Слава пожимает плечами.

— Это бизнес, детка, ничего личного.

Он лжёт. Он как раз и мешает сейчас дело с личными интересами, подбивает меня стать жертвой. И я вдруг понимаю, какой пропасти чудом избежала. Что было бы, не выгони меня сухарь Илоночка из квартиры? Что было бы, не встреть я Сеню?..

— Мне жаль, Вячеслав Андреевич, что в вашей жизни не осталось ничего доброго и светлого. Что вы не умеете проигрывать, а когда нечем заинтересовать девушку, опускаетесь до грязных игр и угроз. Я не стану героиней и не спасу «Тау-Плюс». Не потому что мне плохо или я не нуждаюсь в работе. Вы прекрасно знаете, что не так. Но рано или поздно, я надоем вам, как игрушка. Как надоел «Тау-Плюс». И тогда мои жертвы будут напрасными — вы избавитесь легко и от меня, и от фирмы. Поэтому мой ответ — «нет». Завтра я подам на расчёт. Всего хорошего.

Я не стала смотреть ему в глаза. Совестить тоже не имело смысла. Развернулась и пошла в сторону троллейбусной остановки. А может, лучше снова проехаться на трамвае. Успокоиться. Подумать, что делать дальше. Да, собственно, выбор невелик: снова садиться за ноут и шерстить вакансии.

— Надя, вернись! — бьёт в спину Славин жёсткий голос. Я лишь качаю головой и ухожу всё дальше и дальше.

Он догоняет меня и хватает за руку. Я вырываюсь и отскакиваю в сторону.

— Не подходи ко мне! — дышу часто. Мне не хватает воздуха. — Не подходи или я закричу и вызову полицию! — трясу телефоном. Лицо у меня, наверное, перекошено.

Он останавливается. Дышит тяжело. Воздух становится влажным и плотным — наверное, будет гроза. Молчит и больше не делает попыток со мной сблизиться. И тогда я дрогнула. Испуг накрыл меня. Не смогла уйти гордо и красиво, как хотела.

Я крутнулась на месте, запуталась в собственных ногах, чуть не упала, а затем бежала так, что только ветер свистел в ушах, а сердце норовило выскочить через горло. Я убегала, подпрыгивая, как пугливый заяц. Не стала ждать ни троллейбуса, ни трамвая — вскочила в первую попавшуюся маршрутку и тяжело повисла на поручне.

Он не гнался за мной и больше не звал. Но я почему-то была уверена, что это ещё не конец.



=34. Надя

Наутро я пришла к мымре кадровичке — сдаваться. Принесла заявление об уходе. Она долго вертела мою бумажку, вздыхала, качала головой.

— Какое несчастливое место, — вид у неё, будто зуб ноет. — Сидите здесь, Гладышева! — строго приказала она, поправляя очки.

Я с радостью рухнула на стул. Спала плохо. Думала, крутила всё, что произошло, в голове, как кино: туда-обратно, вперёд-назад, словно что-то можно изменить.

— Гладышева? — у кадровички такой вид и голос, что я невольно выпрямляюсь на стуле. — К Игорю Владимировичу, — кивает она на дверь. Такое впечатление, что выпросила для меня аудиенцию у самого короля.

Я вздыхаю, но и уже в коридоре. Тяжело вздыхаю и направляюсь к боссу. Будет ругать, язвить, совестить?..

Босс сидит за столом и крутит моё заявление, словно не знает, что с ним сделать. Не знаю почему, но мне вдруг кажется, что ещё немного — и он сделает из него бумажный самолётик.

Я замираю, не доходя, где-то ровно посередине.

— Доброе утро, Гладышева. Присаживайся, — машет он рукой на стул, давая понять, что заметил меня.

— Здравствуйте, Игорь Владимирович, — сажусь на краешек стула и складываю руки на коленях.

— Что это, Гладышева? — трясёт он бумажкой перед моим носом.

— Заявление об уходе.