Я красавчик. И это бесспорно

— Так и сделаю, — Сеня улыбается, а глаза у него серьёзные. — Ты всегда можешь подкорректировать мои действия. Твоей коррекции я поддамся всегда.

Он целует меня, но сегодня я не могу расслабиться. Я думаю о том, что у мальчишек нет одежды. Ничего нет. Что Наташка ушла из дома с одной сумкой, в которой почти пусто. Ну, и папа, конечно. Никуда не деться от ожидания.



=50. Арсений

Они меня выгнали. Надина мама и моя. А ещё Наташка. Сказали, что жениху никак нельзя видеть невесту до свадьбы. Поэтому я стою, весь такой красивый, в костюме и белой рубашке, с букетом в руках, и жду.

— Морозов, я бы хотел быть на твоём месте, — звонит мне Слава Ветров. Да, он мой свидетель. Сам захотел. Изъявил желание — если по-казённому. И ему повезло, что Надя не против. Как-то за эту неделю закрутилось всё, завихрилось, вывело нас всех на новый уровень и общения, и понимания жизни.

Надин отец оказался не таким страшным чёртом. Кажется, Маргарита Вячеславовна успела его подготовить, пока мы ехали. К тому же, я знал, какие слова говорить первыми. Серьёзные намерения — это главный козырь, который побил все приготовленные аргументы и доводы.

— Обидишь — шкуру спущу! — пообещал Надин папа, и тут на первый план вышла история с другой дочерью. Стало не до нас.

— Посажу, гада! — лютовал Николай Иванович, и я успокоился: они её любят, и не важно, чья Наташка дочь.

Знакомство наше скомкалось, праздничный обед превратился в рассказы о старшей дочери, а к ночи было решено ехать всей компанией назад. Собственно, нас всё радовало: и отвлекающий невольный манёвр, и родительская тревога, и скорое возвращение домой.

— Там Муся одна! — волновалась Надя.

Я смущённо почёсывал бровь.

— Ты не переживай, ладно? Я маме ключи дал, попросил за кошкой присмотреть.

— Ты обо всём подумал! — прячет Надя слёзы, а я успокаиваю её, как могу: целую украдкой, пока все заняты.

Постелили нам в разных комнатах, положили меня с Максом и Гошкой, но ночью Надя прокралась ко мне.

— Ты не рассердишься? — спрашивает шёпотом. — Мне Слава звонил.

Это не злость, а ревность. Кислота по оголённым нервам, когда всё шипит и пузырится. Когда хочется садануть кулаком по стене, но хорошо, что ночь, чужая квартира, мальчишки спят рядом. Я сдерживаюсь.

— И что? — я тоже шепчу — и это хорошо: услышь мой голос, Надя поняла бы, что не всегда я спокоен.

— Дай слово, что не будешь злиться, — Надя как маленькая. Не могу я дать ничего, я уже пылаю, а врать ей не буду.

— Надь, лучше расскажи, что случилось. Или что ты натворила. Или что Слава в очередной раз учудил. Кажется мне, там ещё одна большущая свинья валяется, за твоим «не сердись».

Надя вздыхает, безотчётно гладит меня по руке.

— Он сказал, что хочет загладить вину. Тошно ему на душе. Он бы с радостью тебе позвонил, но твой телефон ему не доступен. Ты Славу в чёрный список занёс, да?

Занёс. Сам не знаю, почему. Сразу же после больницы, на эмоциях.

— И ты нашла ему способ избавиться от чувства вины?

Надя кивает. В темноте её кивок почти не виден. Я чувствую лишь колебание воздуха.

— Я ему про Наташку рассказала. Переживаю очень.

— И он тут же развёл бурную деятельность, — я злюсь, потому что мне это в голову не пришло: устроить Надину сестру в нормальную клинику, например. Хотя и там, где она лежит, условия неплохие. Но ведь я ничего не сделал, а Слава — пожалуйста. Стоило Наде только тюкнуть.

— Я знала, что ты огорчишься, — она расстроена до слёз, а я… выдыхаю, пытаясь успокоиться. Молчу какое-то время. А затем нащупываю её руку.

— Знаешь, — говорю в полголоса, — наверное, для Славы — это шанс. А для меня — урок. Я… не сержусь. Неприятно, что я… оказался недалёким, может, нечутким даже.

— Слава! Нашёл чуткого! — как же она пытается меня выгородить! Оправдать и успокоить… В груди сжимается всё. От её защиты горло — в тисках.

— Надь? — глажу её пальцы. — Я люблю тебя, знаешь? Сильно-сильно люблю.

Она вздрагивает, тянется ко мне, и я успеваю поцеловать мою девочку. В коридоре раздаётся намеренно громкий кашель. Это Маргарита Вячеславовна бдит. Не сдержавшись, Надя хихикает, уткнувшись в мою грудь. Плечи у неё трясутся. Я тоже улыбаюсь блаженной улыбкой, наверное.

Дверь в комнату открыта. Думаю, Надина мама понимает, что мы просто болтаем, но всё равно предупреждает нас. Видимо, боится гнева своего неистового Николая Ивановича. Суров мужик, что уж. Видно. И мне, наверное, повезло, что Наташка в переплёт попала, отвела на себя всё внимание, а то бы я так просто не отделался.

Пока мы приехали, Слава действительно развёл бурную деятельность. Испуганная, но почему-то счастливая Наташка переехала в отличную клинику, попала в вип-палату, где возле неё разве что на ушах не стояли, пытаясь угодить.

Слава позаботился обо всём. И родителей Надиных вместе с мальчишками забрал к себе, не дал им ни у нас поселиться, ни в гостинице. Они даже не сопротивлялись. Ещё бы: Славин напор достоин и похвал, и баллад. Жаль, что менестрели ушли в небытие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍