Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива

А вот меню из парижского ресторана с рисунком и кривой подписью: “Асенька! Говорили о тебе! Все тебя любят…” Подписано – Эльза Триоле. Рядом неразборчиво: “арка с почтовым ящиком, грязно-коричневая дверь с квадратом”.

Много адресов и телефонов из Германии и Польши.

А вот художник Илья Кабаков – дом, мастерская, дача приятеля, телефоны.

Потом о. Мень А. – Загорский район, Семхоз, ул. Парковая, 3. Рядом его сын Паша.

Страницы, где мне почти все знакомы – ученики двух любимых классов, выпускники 1954 и 1958 годов. Их мужья, жены, дети…

Вдруг – Митрофанов Ник. Ник. ЦК, в скобках – через Гришу Поженяна, поэта.

Сьюзен Риз, налево Карен. Именно так. И дальше – Пригов Дима, метро “Беляево”. (Это Дмитрий Александрович Пригов, поэт и художник.)

Опять много иностранцев – Франция, Польша, Бельгия, и вдруг подробно: “…подрамник для Валерия, выходной день – четверг”.

Потом: “Патриархат. Даниловский монастырь”. Телефоны: секретарь и справочная.

Я не могу остановиться – я уверен, я знаю, что все это адреса и телефоны людей, которые много значили для мамы и мама много значила для многих из них.

Поэт Сапгир и его дочь Лена – телефон, адрес.

Родриго Фернандес.

Разумовский из Смоленска с семьей и адресом.

Поэт Женя Рейн.

Архитектор Борис Петрович Бархин – с телефоном квартиры и мастерской. Все это – части маминой жизни, которые мы не знали и не узнаем…

Последнее – цитата из Мандельштама, записанная мамой на клочке бумаги и вложенная в записную книжку: “Радость тихая дышать и жить…”

“Жить” написано, мне кажется, большими буквами.

“Я вас всех очень люблю”

Грустно стало в доме после смерти мамы. Отец стал постепенно меняться. Немалую роль в этом играли его болезни, он беспокоился о будущем детей. Жили отец с Юрой в это время вдвоем, Володя – рядом за стеной.

Через год после маминой смерти, 29 сентября 1993 года, отцу исполнилось восемьдесят лет. Дома с помощью знакомых и друзей был организован большой праздничный стол.

И еще один юбилей. В марте 1997 года отмечалось шестидесятилетие 437-й школы. В “Вечерней Москве” на первой странице в рубрике “Хроника дня” был опубликован такой текст:

Ценциперская школа

18.45. Московская 437-я школа всегда славилась пристрастием к новым педагогическим идеям. Может быть, поэтому из ее стен вышло так много деятелей науки, искусства, дипломатов и журналистов. Несколько десятилетий директором школы был кандидат наук Михаил Ценципер. Десять лет назад Михаил Борисович вел рубрику “Родительские университеты” в “Вечерней Москве”. Вчера 437-я справляла свой 60-летний юбилей. Наши поздравления коллективу и Михаилу Ценциперу!

Итак, ценциперская школа, а более пятидесяти лет назад прозвучало слово ценциперовщина.

Отец ушел из школы почти за двадцать лет до того, а ее все еще называли ценциперской. Его появление на торжественном вечере было встречено очень эмоционально.

Этот день был для отца и радостным, и печальным. Рядом не было мамы. Везде были новые, молодые лица. Уходило время, уходил его век.

Когда-то Леня Портер посвятил нашей семье свое очень грустное стихотворение:

Ценциперам

Одолеваемы недугом,

однажды не придем мы к вам,
лишь побеседуем друг с другом
по телефонным проводам.
И, опечалены уходом
очередным в небытие,
беречь продолжим год за годом
заочно дружество свое.
И тот из нас, кто с древа жизни
последним отлетит листом,
кто за столом, один на тризне,
пригубит свой бокал с вином,
тот, нам неведомый пока что,
в котором все мы оживем,
в последний раз качнет на мачте
нас осветившим фонарем.

У отца оставалась любимая комната с книгами и папками семейного архива, его рабочий стол, его обитель в Румянцеве. Он уезжал туда на несколько дней или даже недель. Одному уже было трудно, сыновья провожали его. Гулял, сидел у воды. Это место по-прежнему притягивало его. Может быть, детство у моря все еще жило в нем – или родовая память об озере в Освее.

Осенью 1997 года здоровье отца резко ухудшилось. В пятницу 14 ноября Юра по просьбе отца заехал к его врачу, которая рекомендовала побыстрее вновь лечь в больницу.

Юра вспоминает: