В понедельник 17 ноября я вечером договорился с отцом, что утром вызовем врача из районной поликлиники, чтобы тот дал направление в больницу.
Последние слова отца, которые он сказал перед моим уходом спать, были такими: “Жаль, что не у всех есть яд…”
Я ни с чем серьезным эту фразу отца не связал.
В три часа ночи раздался звонок в квартиру. Я встал, открыл дверь. Передо мной были врач и сестра из “неотложной помощи”. Такие вызовы отец, когда были перебои с сердцем, иногда делал.
Я показал комнату отца и пошел в свою накинуть на себя что-нибудь. Вдруг слышу грубый голос сестры: “А больной-то где?”
Недоумевая, иду к ним.
Когда я зашел, его там действительно не было. Я зачем-то бросился на лоджию в соседнюю комнату – никого.
Вбежав снова в комнату отца, я вдруг увидел приоткрытую узкую створку оконной рамы и несколько листков бумаги на письменном столе. К этому мгновению врач все понял, я же еще не мог ничего осознать. “Пойдемте вниз”, – сказал молодой человек, и тут до меня начало доходить.
На лифте мы спустились с десятого этажа, обогнули дом и подошли к месту на уровне квартиры. Под окнами первого этажа была ниша. Врач спустился в нее и вскоре спросил оттуда: “Вы хотите его увидеть?” Я стоял в оцепенении, меня трясло, и я не мог сделать ни одного шага.
Потом мы молча поднялись на наш этаж, и я позвонил в Володину дверь.
Уход из жизни отца этой ноябрьской ночью был для нас неожиданным потрясением – но отнюдь не неожиданным для него самого.
Всю жизнь отец был лидером. Он был незаурядной личностью, поэтому это лидерство ему и не надо было завоевывать. Таким он был от природы, а жизнь его только закаляла. Все это касается и роли в семье, и отношения к окружающим, и его педагогической и журналистской деятельности.
Но вот наступила старость. Не стало мамы. Хотя и находясь в кругу очень любящих его близких, он со временем все более чувствовал одиночество. Ушла работа, наступили новые времена, заставляющие думать и переосмысливать прошлое, его острое писательское перо затуплялось. И тут еще болезни. Он не хотел навязывать себя никому, не мог показывать себя слабым.
Понять все – можно. Преклоняться перед смелостью – нужно. Признать – невыносимо.
А вот что рассказывает Володя: