- А ты чего, сюда ехала вопросы задавать?
Коньяк.
- Вроде такие бабы, как ты, любить должны всяким таким делом заниматься. Особенно со спасителями своими.
Подошел. Наклонился. Синими губами присосался к моим. Отстранился.
- Нет, не встанет, думаю, ладно, пошли, сад покажу.
Коньяк.
Еле-еле поднимаюсь, спускаюсь с лесенки.
- Ты чего, словно обмороженная, а? Все, не укушу уже.
Огромное чувство благодарности наполнило меня до краев. Не будет ничего, а помочь - поможет, хотя кто его знает, может, и не простит, что я его не возбудила. Затаит зло на подсознательном уровне.
Взяла его под руку, когда пошли по яблоневой цветущей аллее и ему, как отцу родному, с теплотой, с этой самой благодарностью:
- Не обмороженная, а обожженная. Втрескалась я, Андрей Павлович, как последняя дуреха.
- Ну, и кто он?
Тут главное не промазать, чтобы использовать не захотел. Даже ветеринар и тот не подойдет, ведь у него две собаки, и он на них помешан. Ни врач, ни журналист, ни юрист, ни банкир, ни чиновник. Господи, кто?
- Учитель он. Учитель истории начальных классов.
- Плохо соврала, в начальной школе нет истории. Ладно, дурында, зовут-то его хоть как?
Семь, восемь, одиннадцать, двенадцать. Больше тянуть нельзя.
- Степаном, как моего отца.
- Опять врешь, Степаны в нашем городе все наперечет - редкое имя, так что, давай, не жмись и хоть в чем-то, но чуть-чуть-то дай старику.
- Ладно. Его зовут Марк.
- И хорошо тебе с ним?
- Очень.
Он хлопнул меня по заднице, и мы побрели к дому, пьяно обнимаясь и громко целуясь в щечку.
- Ладно, придется тебе помочь, позабавила ты меня. Эти козлики пускай резвятся, а мы с тобой на веранде терочки потрем. Значит, учитель истории начальных классов, говоришь. Мне, кстати, жена писала, что там на ваших курортах в моде молодые мальчики, и все, как один, мечтают стать наставниками по части историй? Что на это скажешь?
Я была так пьяна, что даже не могла понять - шутит он или нет. В точности не помню, что в конечном счете между нами случилось, как я оказалась дома, в своей кровати, и чей именно галстук нашла у себя утром в кармане пиджака.
Ты стоишь на пороге с охапкой белых лилий, в восемь утра. Ты просишь прощения, и говоришь, что был во всем неправ. Голова после вчерашнего гудит страшно, все тело как будто били батогами, и у меня нет никаких сил выразить тебе свою радость.
- Проходи, давай выпьем кофе.
- От тебя страшно несет перегаром, где ты вчера была?
Нет сил отвечать.
- На встрече.
- Я звонил допоздна.
- Ты же знаешь, что у нас проблема....
- До трех часов ночи?
Я хочу только одного - покоя. Я говорю тебе: "Маркуша, я хочу только одного, покоя. Я говорю тебе, я измучена, у меня нет сил ни на что".
- На что "ни на что"? - переспрашиваешь ты бессчетное число раз.
Пытаешься обнять, поцеловать, нервничаешь, не чувствуешь ответа. "Что с тобой, что с тобой, что случилось?"
Я ставлю кофе. Нарезаю хлеб. Бросаю в стакан с водой две таблетки "алка-зельцер". Я знаю, что впереди у меня длинный день и идти мне некуда. Все опечатано, работает комиссия, ее грамотно пасут, но мне из тактических соображений лучше не появляться.
- Ты серьезно пьешь?
- Нет, в шутку.
- Ларочка, Ларочка, - обнимает, целует плечи, - мне так хотелось, чтобы сегодня все загладилось, все было опять очень хорошо, как раньше. Какие у тебя на сегодня планы?
Глухо, почти что себе под нос:
- Никаких.
- Значит, я остаюсь. Никуда не пойду. Буду купать тебя в ванне, тереть тебе спинку, хочешь, я сделаю тебе педикюр? Я в этом большой мастак.
- Педикюр? Откуда?
- Секрет.
Снимает пиджак, галстук, звонит в банк, говорит: "Заболел", еще какие-то правильно выученные слова, подходит к столу, аккуратно раскладывает салфетки, открывает холодильник:
- Съедим ветчинки?
Не дожидаясь моего ответа, что-то нарезает, разливает по чашкам кофе, я сижу и сквозь непроходящую головную боль смотрю это кино, в котором я статист, предмет мебели, не кресло даже, а крошечный пуфик в углу большой комнаты.
Мы пьем кофе. Каждый глоток, очевидно в сочетании с "алка-зельцер", проясняет картинку. Твои обожающие глаза напротив. Удивительные рассказы ни о чем: "Вот друзья вчера взяли собаку, щенка, знаешь, какой смешной, ходили вчера покупать одногруппнице подарок на день рождения, купили чашку от Версаче, так у нее вместо ручки крыло какой-то неведомой птицы".
Прихожу в себя.
- Что делать-то будем?
- Делать будем все.
- Не говори так, мон амур, это пошлость.
- Извини.
Смущается.
- Примем ванну, погуляем по солнышку, пообедаем в какой-нибудь кафешке, пойдем в кино на дневной сеанс, приедем к тебе ужинать, а потом посмотрим новости, как весь народ этой великой страны, и ляжем спать.
- Ты останешься?
- Ну, если не надоем тебе до смерти.
Быстро допиваю кофе и понимаю, что такого дня у меня не было тысячу лет.
- А куда поедем гулять?
- На Воробьевы горы, там запускают воздушных змеев, очень красиво.
Вот он, настоящий подарок, заесть вчерашнюю гадость, неотступно пялящиеся отовсюду размазанные сенбернарьи глаза, настоящим чудесным днем из счастливой молодости.