Я люблю тебя лучше всех

С одной стороны у Катьки были завиты локоны, а с другой свисали прямые пряди. Я сосала пальцы и, поскуливая, плакала от боли.

– Ты… не пойдешь? – спросила сестра Катьку.

Она мотнула головой и вышла в коридор. Натянула короткую куртку-дутик, надела сапожки. Я выглянула из комнаты. Больше всего на свете мне хотелось, чтоб она поняла: у меня такое лицо не из-за того, что я обожглась, а из-за того, что мне ее жалко.

– Ка-ать?.. Тебя… проводить?

Она вздохнула, покачала головой и ушла.

Мы с сестрой тупо уставились на платье из газет.

– Столько работы, а никто не увидит, – сказала я. – Жопа какая-то…

– Все равно она не выиграла бы, – заявила Наташка с видом эксперта, – она ужасно поет. Вообще в ноты не попадает.

После похорон отца Катька впервые жутко напилась. Мы сидели у какого-то чужого подъезда на лавочке. Шпала, Вавка, я, Катька. Петрищев не пришел. Катьку крючило.

– Какого?! Какого, блядь, хера?! Какого?! Надо было вешаться именно тогда? Какого надо было вообще вешаться? Чего он хотел? Стыдно ему было? Перед кем? Передо мной? Да мне на него насрать было! С высокой, блядь, колокольни! Хотела выебнуться! И что, и что, блядь? Стих учила! Платье клеила! Танец разучивала! Зачем? Заче-е-е-е-ем? – Голос у нее как будто вонял половой тряпкой.

Ее вырвало. Я подумала, что вот тут была бы кстати газета, но газеты не было, поэтому блевотина так и осталась на асфальте.

– Пошли домой!

Я взяла ее за руку и попыталась оторвать от лавочки. Когда мне это удалось, я поняла, что придется ее тащить. Шли мы медленно. Катька еле переставляла ноги (алкоголь и каблуки плохо сочетаются). Вавка поддерживал ее с другой стороны, а Шпала смотрел, чтоб она не завалилась назад. Я горела от стыда перед жильцами дома (никто не мечтает о луже блевотины под окнами) и злилась на себя из-за того, что мне стыдно перед какими-то левыми людьми, а своей подруги – не жалко. То есть стыдно больше, чем жалко.

Лицо Катькиной мамы запомнилось мне как ком газеты: морщинистое и исписанное старыми историями. Глаза, нос, рот – все черты мелкие, невыразительные. Катька говорила, что для того, чтоб заплатить штраф государству «от батиных бизнесов», мать работала на трех работах. Наверное, это ее так измучило, что ни на что другое просто не хватило сил. Нам, притащившим домой ее пьяную дочь, она ничего не сказала. Когда мы уже вышли из квартиры, до нас донесся Катькин крик (двери его ничуть не приглушили):

– Да, пьяная! Да пошла ты!

Я втянула голову в плечи, а Нужный тихо сказал:

– Очень жалко, что так вышло.

– Все равно бы она не выиграла, – заметил Шпала. – С такой-то рожей. Мисс, ага.

– Я бы поставил ей высший балл, – сказал тихо Вавка.

– Петрищев гондон, – бросила я просто ради того, чтоб сказать хоть что-то.

Никто не стал возражать.

– Лучше б ты, Ленка, участвовала, – внезапно сказал Шпала, когда настало время расходиться каждому в свою сторону.

– Не пизди, Кость, – буркнула сквозь зубы я. Ах да, вот и вспомнила, как его зовут.

Кто любит, тот любим

Если дверь открыта, кто-нибудь обязательно войдет.

Как-то раз я, уходя в школу, забыла запереть дверь нашей квартиры. После уроков я пошла к Катьке, чтобы вместе раскрашивать контурные карты (так я сказала маме), а сестра, придя домой, нашла в нашей спальне мирно спящего Ильку Наппельбаума. Она пыталась его разбудить, но он был так пьян, что ни на что не реагировал. Наташка позвонила маме на работу. Мама, отпросившись у начальства, примчалась домой и тоже долго будила Ильку, пока тот наконец не проснулся, не извинился и не пошел к себе. Он очень культурный человек, библиотекарь, но левша, поэтому плохо ориентируется в пространстве, вот и вошел не в ту дверь, бывает. Когда я вернулась домой, мама устроила мне головомойку. Разоралась: как можно дверь не запирать – заходи и бери что хочешь. Но что у нас взять-то? Сестру только, но она дурочка мелкая, от нее никакого толку.

Мама закатила глаза и сказала:

– Это ты дурочка. Поразительно глупое и безответственное существо! Надеюсь, хоть тройку по географии исправишь!

На самом деле мы с Катькой, конечно, никаких контурных карт не раскрашивали, а ходили в компьютерный клуб. Он недавно открылся недалеко от вокзала, и там после уроков тусовались наши мальчишки, игравшие во всякие стрелялки и догонялки.

Катька создала нам с сестрой почтовые ящики. Я стала Lena1431985, а Наташа nicegirl111. Я, конечно, хотела быть просто lena, но такое имя было уже занято, так же как и lena143 и lena1985, что меня сильно разозлило, поэтому я просто свалила в кучу год, месяц и число своего рождения. Мы подписались на кучу рассылок, слали друг другу открытки и писали дурацкие письма в духе: «Привет, я тебя вижу!», сидя за разными компьютерами, а потом освоили чаты и форумы.