Я любовь напишу, чтобы ты ее стер

Внезапно Фолкет быстро подошел к Ясмине и, протянув руку, подушечками пальцев провел нежно по ее щеке.

— Ты все равно самая красивая, — произнес он, и, не обращая внимание на предупреждающее покашливание деда, глядя прямо в глаза Ясмины, он нежно провел костяшками пальцев по ее скуле, заправил непокорный локон за ухо.

— Молодой человек! — возмущенно воскликнул дед.

— Я не человек, — бросил Фолкет ему.

— Уберите свои руки и отойдите от моей внучки! — потребовал дед.

Очнувшаяся от растерянности Ясмина несильно ударила Фолкета по руке и отступила к деду.

— Что ты себе позволяешь!

— Я приглашаю тебя, Ясмина, на прогулку, — заявил нахально Фолкет, тоже делая пару шагов назад и слегка кланяясь, — в столице княжества есть несколько очень недурных кондитерских и кофеен, и, видя возмущение в глазах Ясмины, добавил: — Твой отец разрешил это.

— Что? — не веря своим ушам, уставилась на Фолкета Ясмина. — Мой отец разрешил?

— Господин Леден, обещаю, нет — клянусь, — обратился Фолкет к деду Ясмины, — верну вашу внучку в целости и сохранности. Я только немного развлеку Ясмину. Ну, сколько ей можно сидеть взаперти.

— А твоим клятвам можно верить? — усомнилась Ясмина.

— Я не причиню тебе вреда, Ясмина ни прямо, ни косвенно, клянусь тебе в этом. Пусть покарает меня наша богиня, если я не сдержу своего слова, — торжественно произнес Фолкет.

— Ваша богиня? — скривилась Ясмина. — Я досыта нахлебалась ее милосердием. И клятвы ее именем для меня пустой звук.

— Не надо так, Ясмина, — покачал головой Фолкет. — Танрия милосердна, но и безжалостна к клятвопреступникам. Когда-нибудь мы с тобой посетим ее храм…

— Ну, уж нет! — воскликнула Ясмина, перебив волерона. — Я три года неустанно возносила ей молитвы, стирая колени до крови. С меня хватит! В ее храм я больше ни ногой!

— Мне жаль… что тебе пришлось перенести в монастыре… но это не значит…

— Молодые люди! — вмешался дед. — Может, присядем, и вы спокойно поговорите.

— Нам не о чем разговаривать, — сказала Ясмина, разворачиваясь к двери.

Но ее задержал дед.

— Подожди, Ясонька, почему бы тебе и не прогуляться с этим молодым чел… волероном. Нельзя закрывать себя в четырех стенах. Заканчивается уже вторая неделя твоего затворничества, тебе пора выйти в люди.

— Деда, ты что? — задохнулась Ясмина от возмущения. — Ты знаешь кто он? Что он сделал?

— Я знаю, деточка моя. Но твой отец…

— И ты, и отец сошли с ума!

Ясмина, дойдя до двери, резко развернулась.

— А впрочем… я согласна, Легар. Жди, я переоденусь и спущусь к тебе.

— Я готов ждать тебя сколько угодно! — радостно произнес Фолкет.

Хмыкнув, Ясмина ушла.

Переодеваясь в платье для выхода, она удивлялась своему порыву. Что на нее нашло? Зачем ей это? В зеркало она за три года отвыкла смотреться, но и, вернувшись, особого желания вертеться перед зеркалом не возникало. А сейчас Ясмина, встав перед ним, с досадой поняла, что за эти дни красоты особо не прибавилось, разве что цвет лица посвежел. И зачем она вышла к Фолкету?

Вспомнив, что на улице уже осень, она достала плащ, стояла долго, не решаясь надеть. Но потом решительно накинула его, захватила перчатки и вышла из комнаты.

Спускаясь по лестнице, она слышала, что Фолкет и дед тихо о чем-то переговариваются, но замолкли, увидев ее. Волерон быстро подошел к Ясмине и протянул ей руку, помогая сойти с последних ступенек.

Кивнув деду, Фолкет положил на свой локоть руку Ясмины и повел ее к выходу.

Не увидев за воротами карету или коляску, или хотя бы двуколку, Ясмина удивилась. Еще больше ее ошеломило признание Фолкета, что он умеет строить пути и ему не нужны стабильные «зеркала», чтобы ходить по тропам. На просьбу Легара молчать об этой его способности, Ясмина огрызнулась — не надо было рассказывать, раз хотел сохранить свой секрет в тайне.

— И куда ты нас переместишь? Сразу в кондитерскую? Вот посетители удивятся, увидев нас, вываливающихся из воздуха, — раздраженно произнесла Ясмина.

Фолкет ответил, что отстроил родительский дом в квартале волеронов. Но Ясмина наотрез отказалась туда идти. Тогда он предложил переместиться хотя бы во двор его дома, а оттуда уже поехать в двуколке в город. Но Ясмина была непреклонна и заявила, что не доверяет ему. Она уже собралась вернуться в дом. Но Фолкет все же уговорил ее переместиться во двор их столичного дома, который большей частью пустовал, но всегда был готовым для приема кого-либо из семьи. Ясмина сказав, что выцарапает ему глаза, если он заведет ее куда-нибудь не туда. Фолкет рассмеялся, заверив, что уже давно уверенно прокладывает пути и не сбивается с тропы.

Он увел Ясмину подальше от ворот, под тень деревьев, стоящих вдоль дороги.

Ясмина заворожено смотрела, как он изящно и легко рисовал в воздухе руны, которые туманными всплесками появлялись под его руками и таяли.

— Иди ко мне, — протягивая руку к Ясмине, попросил Фолкет, когда воздух перед ним уплотнился и превратился в мутное «зеркало». Другой вытянутой рукой он удерживал висящее над землей «зеркало».