Я, Лунин…

Распрощавшись с Ниной Сергеевной, Лунина вошла во двор и тут же, в желтой, падающей с крыльца полоске света заметила стоящий у стены дома опрыскиватель, с которым она ранним вечером ходила по участку, обрабатывая кусты смородины от появившейся на листьях ржавчины. Переложив бидон с молоком в левую руку, правой она подхватила опрыскиватель, чтобы убрать его на ночь в пристроенную к гаражу подсобку для инструментов. В тот самый момент, когда она потянула на себя дверь пристройки, совсем недалеко, за забором, послышался пронзительный лязг металла, а затем громкий звук удара, словно кто-то ударил молотком по железной балке. Лунина, никогда не страдавшая отсутствием любопытства, не стала сдерживать себя и на этот раз. Быстро положив опрыскиватель на пол и тихо притворив дверь подсобки, она засеменила обратно к калитке. Прильнув к достаточно широкой щели между самой калиткой и кирпичным столбом, Татьяна Васильевна внимательно осмотрела темную, едва освещенную стоящим в отдалении фонарем улицу. Поначалу ей показалось, что никого нет. Точнее, некоторое время на самом деле никого и не было. Затем, спустя несколько мгновений, послышался чей-то тихий голос, вернее, даже шепот. Нельзя было разобрать не то что слова, произнесенные этим шепотом, но даже и понять, принадлежит он мужчине или женщине. Спустя еще пару секунд из темноты расположенного на противоположной стороне улицы забора материализовалось светлое пятно. Приблизившись к середине улицы, пятно приняло форму женской фигуры, одетой в белую футболку и светлые джинсы. На мгновение торопливо идущая женщина повернула голову и взглянула в сторону Татьяны Васильевны. Видеть ее она, конечно, не могла, и тем не менее притаившаяся в своем укрытии Лунина беззвучно охнула, широко открыв рот и одновременно прижимая к нему правую, не занятую бидоном руку. Выплывшее из черноты соседского забора пятно оказалось не кем иным, как подругой, а, по мнению Татьяны Васильевны, правильнее было говорить — невестой, ее сына Дашей Мещерской.

В отличие от соседской калитка на участке Луниных открывалась почти бесшумно. Выждав на всякий случай несколько секунд, Татьяна Васильевна выскочила со двора, в несколько быстрых шагов догнала Мещерскую и окликнула ее в тот самый момент, когда та сворачивала в проулок.

— Я ей и говорю, откуда ж ты идешь, звезды считаешь, такая красивая.

Татьяна Васильевна села напротив Ильи и положила руки на стол. Илья заметил, как подрагивает набухшая вена у нее на левом запястье, и отвел глаза в сторону, вновь сосредоточившись на созерцании пустой кружки.

— А она обернулась сначала испуганно на меня, а затем испуг-то с лица у нее сошел быстро, а вместо него злоба какая-то появилась. Никогда раньше у нее такого лица не видела. И рассмеялась она так недобро. Говорит мне: ты что, старая, за мной шпионишь. Я сразу поняла, что выпимшая она. Не скажу, чтобы пахло, но по словам сразу понятно стало, да по смеху ее дурному. — Лунина спрятала начавшие дрожать руки под стол. — Я уж пожалела, что вышла, хотела было развернуться, а она все успокоиться не может. Коли вашему, говорит, сыночку можно целыми днями гульбанить, так что же, мне нельзя с людьми пообщаться? А я тогда и спрашиваю ее, этих людей, с кем по ночам общаться надо, случаем, не Ромкой всех звать? Тут она и примолкла. Говорю: ты определись, милая, али ты с одним жизнь строить собралась, али тебе с другим пообщаться надо. А мозги обоим крутить нет надобности. Тут она еще пуще прежнего захохочет. Было бы, говорит, что крутить, а то ведь и нет почти ничего. А вы, мол, коли так жизни кого учить надобно, лучше с сыночком своим великовозрастным нянькайтесь, а то он до самой смерти на гитаре пьяненький тренькать будет… Может, выпьем малость?

Татьяна Васильевна просительно уставилась на Илью. Лунин неуверенно пожал плечами, но все же согласился.

— Можно и выпить. Только не сильно много.

— Да зачем много? — Тетка торопливо вскочила и кинулась к холодильнику. — Завтра делов знаешь сколько? У меня и так накладные за два дня лежат не оприходованные, а еще в двух магазинах учет делать собирались. — Татьяна Васильевна осеклась на полуслове и, обернувшись на Илью, робко пробормотала: — Наверно, потом учет сделаем, в другой раз.

Илья промолчал. На столе вскоре появились две стопки, бутылка водки и плошка с черными домашними сухарями.

— Я вот люблю сухарики вместо хлеба, — слова бессмысленно и торопливо выскакивали из теткиного рта и падали куда-то под стол, почти не долетая до Лунина, — солененькие они, поджаристые. Ты попробуй!

Наполнив обе рюмки, Татьяна Васильевна буквально вложила одну из них Илье в руку.

— За что ж нам, Илюша, с тобой выпить-то? — Ее потянувшаяся ко рту рука вдруг замерла в воздухе. — А давай за Толеньку выпьем, да? За Толика же нам можно?

— За Толика, — машинально повторил Илья, чокаясь с теткой.