Я — матрос «Гангута»!

«Что же касается восстания на линкоре „Гангут“, вспыхнувшем и подавленном в 1915 году в Гельсингфорсе, то об этом революционном событии, к сожалению, до сего времени нет ни одного исследования. Очень редкие и весьма краткие попутные упоминания о нем в работах отдельных авторов не дают даже самой общей картины. Более того, некоторые авторы считают его только стихийным выражением недовольства матросской массы, тем самым искажая существо событий. Вот почему воспоминания живого участника этого восстания, одного из сподвижников В. Ф. Полухина, Г. С. Ваганова, К. И. Пронского, И. П. Андрианова, приобретают особую ценность как редкое и убедительное свидетельство… Остается только пожелать, чтобы автор так же успешно продолжал свои мемуары и рассказал о последующих событиях, протекавших на флоте в феврале и октябре 1917 года, о Ледовом походе, о начале интервенции и гражданской войны.»

Через 14 лет мои воспоминания с некоторыми дополнениями (учитывал пожелание адмирала) были переизданы под новым названием «„Гангут“ идет в шторм» (1979). Правда, из-за болезни мне не удалось тогда рассказать о таких событиях, как участие в Октябрьском вооруженном восстании, в гражданской и Великой Отечественной войнах. Этот пробел, надеюсь, восполнен настоящим, более полным изданием, в подготовке которого большую помощь оказал кандидат исторических наук М. И. Сбойчаков, сделавший литзапись новых глав, ставших основными в воспоминаниях.

Книгу посвящаю боевым друзьям — матросам-гангутцам, красноармейцам 30-й стрелковой дивизии, воинам частей, с которыми рука об руку приходилось защищать завоевания Великого Октября.

Сердечно благодарю Вас, дорогой читатель, проявивший интерес к моим воспоминаниям.

Автор

Глава первая. В мечтах и наяву

В царской казарме

В морозные декабрьские дни 1912 года нас, новобранцев, неторопливо везли по железной дороге в Петербург. Сидели парни на нарах вагона притихшие, унылые. Перед глазами еще стояли заплаканные на проводах матери, жены, невесты. Сердце ныло. Но мало-помалу вагон оживал. Стали знакомиться: кто, откуда, чем занимался. Были среди нас рабочие, большинство же — крестьяне из глухих деревень, никуда доселе не выезжавшие: паровоза и того не видели.

Дошла и до меня очередь представляться. Родился я в северном старинном городке Тотьма. Три года учился в земской школе, а потом стал понемногу рыбачить. Отец в ту пору был уже больной, престарелый. Выходили мы на лодке со старшим братом Иваном. Речка наша Сухона весной бывает бурной, того и гляди — опрокинет, особенно в темноте. Ночевали на каменистом берегу, от дождя и ветра укрывались под перевернутой лодкой. Еще тяжелее было зимой, когда приходилось долбить толстый лед, выгребать из прорубей ледяные глыбы.

Огромное влияние на меня оказал Петр Мальцев, бывалый матрос, вернувшийся со службы на Балтийском флоте. С замиранием сердца слушал его увлекательные рассказы о морях и океанах, о боевых кораблях, о дальних походах, о жизни других стран. Завидовал я ему и все более возгорался мечтой о плавании. Пятнадцатилетним ушел из дома, рассчитывая попасть хотя бы на пароход.

Мечта сбылась не сразу. Пришлось поначалу поработать и у купца-пушника, и зимогоном (чернорабочим). Из загона — душного, грязного — по 12–14 часов не выходили. Зимой таскали снасти, якоря и канаты на ремонт и с ремонта, разгребали снежные сугробы, убирали остатки всякого рода материалов на верфях, где строились новые баржи. А летом меня водоливом поставили. Не по силам это подростку, но терпел, только бы пробиться на судно.

Не один год мытарил, пока наконец взяли на пароход. Тягот и тут было хоть отбавляй, но я радовался: добился своего! Отправился в плавание по Северной Двине. Путь мой — более 700 верст — по двум губерниям пролегал: Вологодской и Архангельской.