Я — матрос «Гангута»!

У ворот застыл часовой. В знак уважения к новобранцам он взял винтовку «на караул» и, приветливо улыбаясь, рассматривал нашу пеструю колонну.

После врачебного осмотра новобранцев снова отвели в баню, начисто остригли головы и выдали форму: полосатую тельняшку, серую брезентовую робу — штаны и мешковатую рубашку, фланельку с большим воротом, суконные брюки, черный с блестящими пуговицами бушлат, шинель и бескозырку.

* * *

Фельдфебель построил новичков по ранжиру, произвел разбивку по взводам. Мои знакомые — Булатов и Шумов — оказались в третьем взводе, а я с земляком Двойнишниковым — в четвертом. На первых порах, однако, занятия проводились по отделениям. И тут я понял, что попал в полное подчинение командира отделения.

П. Е. Булатов и А. П. Шумов

Унтер-офицер Каретников — высокий, сухой, со злым лицом — при первой встрече недружелюбно оглядел каждого из нас и объявил:

— Я ваш прямой и непосредственный начальник. Что захочу, то и сделаю. Без меня ни шагу. Запомните также: каждый из вас — матрос пятой роты Первого Балтийского флотского экипажа. А что такое матрос? Матрос есть самый низший чин на флоте. От него требуют честной службы царю нашему. А что такое честная служба? Это постоянная покорность. — Унтер неожиданно умолк и, перейдя почти на шипение, окончил: — Меня величать «господин унтер-офицер». Ясно? — Унтер ткнул в грудь одного из нас: — Повтори!

— Что повторить? — растерялся матрос.

— Дурак! Как меня величать?

— Господин унтер-офицер.

— Повтори!

Каретников заставил несколько раз повторить одно и то же, а потом резко оборвал:

— Не четко, голоса не слышу! Эх вы, лапотники! Я сделаю из вас настоящих матросов.

Мы приступили к изучению флотских чинов. Длинная иерархическая лестница, начиная от самого царя и кончая нашим унтером, никак не укладывалась в голове. Зубрили до отупения. Случалось, ошибались. И тогда Каретников учинял разнос, нередко оскорблял провинившегося. Не обходилось и без оплеух.

Чаще всех попадало Ивану Двойнишникову. Как-то после отбоя унтер-офицер заставил его произвести уборку парадного входа. Матрос почти всю ночь носил из кухни горячую воду, мыл широкие лестницы от подвальных помещений до чердака. А под утро крепко уснул, уснул так, что не услышал команды «Подъем». Унтер отхлестал матроса металлической цепочкой.

Строевые занятия проходили во дворе. Построение, соблюдение равнения, повороты на месте и на ходу делали с каким-то напряжением, боялись ошибиться. Подавая команды, Каретников зорко следил за нами. Чуть кто сбился, он подлетал, ругался, обзывал или бил.

Вскоре, правда, нас передали в подчинение унтер-офицера Скоркина. Горластый, широколицый Скоркин в отличие от Каретникова был разговорчивым. Но он разглагольствовал главным образом о священном писании, пытаясь внушить матросу, чтобы он был угодлив богу и царю.

— Службу блюсти надобно так, — говорил унтер, — чтобы богу угодно было.

В церкви, находившейся на территории флотского экипажа, Скоркин стоял впереди и вслух повторял молитвы. Он и матросов заставлял молиться вслух. «Это ничего, лишь бы не дрался, как Каретников», — говорили мы между собой.

На очередном богослужении наше мнение о Скоркине в корне изменилось. А дело было так. В церкви я стоял рядом с Двойнишниковым. И вдруг Иван шепчет:

— Простудился я, Митя. Голова трещит, боюсь, упаду.

Взглянул я на него: действительно, парня трясет лихорадка. Молча поддержал под локоть. По окончании молитвы из церкви вывел его. А тут Скоркин злыми глазами сверкнул:

— Что за разговор в церкви?! — набросился он на Двойнишникова. Услыхал, значит.

— Он заболел, господин унтер-офицер, — пояснил я.

— Молчать, болван! — рявкнул унтер на меня. — Тебя не спрашивают!

По характеру тихий, Двойнишников в растерянности молчал.

— А ну иди на плац, у бога грех замаливать!

Унтер заставил матроса маршировать по кругу. Закурил цигарку и покрикивал: «Шире шаг! Тверже шаг!» Не выдержал Иван, свалился без сознания. Увезли его в лазарет. Мы шептались, по углам, сравнивали двух унтеров и заключили: «Хрен редьки не слаще».

Строевые занятия продолжались, но уже в составе взвода и роты. Наконец на плац вывели батальон, которым командовал капитан 2 ранга Анжу. Это был горластый офицер, борода — лопатой.

Анжу часами гонял нас по площади. Он то забегал вперед колонны, то в хвост, требовал безукоризненного равнения и твердого шага. Приглядывался комбат не только к взводам и ротам, но и к каждому матросу. Нашей ходьбой он был явно недоволен. Однажды Анжу остановил строй, подскочил к правофланговому первого взвода Григорьеву и ни за что ни про что ударил его в подбородок.

Так мы узнали, что царский офицер, как и унтер, бьет матросов.

Вскоре я на себе испытал кулак царского сатрапа. Расскажу об этом подробнее.