Я — матрос «Гангута»!

Как-то стоял я дневальным в коридоре казармы возле входа в спальное помещение пятой роты. Холод был страшный. Чтобы немного согреть окоченевшие ноги, постукивал сапогами о цементный пол. Вдруг отворилась дверь, и в облаках морозного пара появился экипажный командир капитан 1 ранга Стронский. Я растерялся и окаменел перед таким большим начальником.

— Не слышу команды! — тихо промолвил он.

Я молчал, растерянно глядя на золотые вензеля его погон. Впервые мне пришлось дневалить, впервые передо мной так близко стоял капитан 1 ранга. «Что делать?» — промелькнуло в голове. А Стронский уставился на меня злыми, прищуренными глазами. Это продолжалось недолго. Появился дежурный по роте унтер-офицер Каретников и быстро, глотая окончания слов, отдал рапорт. Тут подошел и Анжу.

— Господин капитан второго ранга, как вы можете ставить такого дурака дневальным? — с иронией спросил Стронский, резко повернулся и ушел.

Лицо Анжу побагровело, борода вздрагивала. Он с презрением посмотрел на меня и ударил по лицу. Чувствую, кровь потекла по губам, подбородку, капает на цементный пол.

— На двенадцать часов под ружье! — отрезал Анжу и скрылся за дверью вслед за Стронским.

Всю неделю ежедневно стоял я по два часа под ружьем. После изнурительных строевых занятий мои товарищи отдыхали, писали домой письма, а мне приходилось брать на плечи мешок с песком, винтовку и неподвижно стоять у стены.

* * *

Измученные четырехчасовой муштрой, новобранцы возвратились в казармы. Каждый знал, что завтра особый день — день принятия присяги. После обеда в казарме появился командир роты лейтенант Ламанов, бывший до этого в длительном отпуске по болезни. Подтянутый и красивый, с закрученными усиками, он расположил к себе матросов. Его беседа была нам по душе. А говорил он о морской службе и славных русских флотоводцах, об Андреевском флаге, о предстоящей присяге.

Забегая вперед, скажу, что относился Ламанов к новобранцам по-отцовски, пресекал грубость. При нем даже унтер-офицеры приутихли.

Через непродолжительное время лейтенант всех нас знал в лицо, часто шутил, рассказывал интересные истории из жизни флота. Всегда подтянутый, лейтенант требовал от матросов знания службы, хорошей выправки. Когда замечал, что матрос плохо выполнял тот или иной прием, останавливал роту и приказывал виновнику выйти из строя.

— Что же это ты, браток, товарищей подводишь? Нельзя, нельзя так, — обычно говорил он.

Матрос становился в строй и изо всех сил старался четко выполнять каждый прием. Наша пятая рота стала заметно подтягиваться, а потом и заняла первое место.

День принятия присяги выдался пасмурным, но настроение новобранцев было праздничное. Мы были в новеньком обмундировании, в бескозырках с репсовыми ленточками.

В манеж прошли парадным шагом, где все одиннадцать рот построились в каре.

К месту церемонии прибыли начальники в парадных мундирах, священники, ксендзы, раввины и душпастыри мусульман. После молебна нам начали читать присягу, и тысячи матросов повторяли ее слово в слово.

А на следующий день мы начали готовиться к другому событию — царскому смотру. Матросы старались. Лейтенант Ламанов почти не разлучался с нами. Тренировал в ходьбе на плацу и беседовал в казарме. Начальство объявило ему, что если рота удержит первенство, то будет представлена царю.

В последний день перед смотром состоялась генеральная репетиция. Все роты вышли на Якорную площадь, где перед памятником адмиралу Макарову предстояло пройти церемониальным маршем.

— Вспомните, каким верным сыном отечества был этот замечательный флотоводец, — душевно произнес лейтенант. — Не подкачайте, братцы!

Матросы не подкачали. Наша пятая подтвердила репутацию лучшей.

В тот же день мы прибыли в Царское Село. Переночевали в Гусарских казармах, а утром построились на площади перед царским дворцом. Ждать пришлось чуть ли не до обеда.

Наконец раздалась команда, матросы как один взяли винтовки «на караул». В сопровождении свиты царь обошел колонны флотского экипажа, поздоровался с матросами. А я подумал: царь-то не такой величественный, каким представлялся, — небольшого роста, с рыжеватой бородкой. Вяло и невыразительно он говорил о службе отечеству и православной церкви.

Мы прокричали «ура», затем прошли церемониальным маршем и выполнили гимнастические упражнения.

На этом и закончился царский смотр. Представление же роты царю так и не состоялось. Впрочем, это огорчило лишь нашего ротного.

В учебном отряде

Наиболее грамотных матросов начали определять в школы, готовящие специалистов. Кронштадт был богат ими — артиллерийская, минная, водолазная, подводного плавания, рулевых, сигнальщиков… Я попал в учебный артиллерийский отряд, где готовили гальванеров (артэлектриков). Он находился в здании около Морского собора.

Будущих гальванеров разделили на группы с учетом общеобразовательной подготовки. Учебный план предусматривал следующие предметы: арифметика, грамматика, электротехника. Учили нас в основном унтер-офицеры.