Я — матрос «Гангута»!

Случайно я стал свидетелем такой сцены. На баке возле фитиля о чем-то беседовали два матроса. К ним незаметно подкрался вахтенный начальник и стал подслушивать. И вдруг он выхватил изо рта окурок и ткнул в шею матроса. Тот вскрикнул от боли, а вахтенный обозвал матросов баранами, пригрозил карцером и удалился. Я подошел к пострадавшему, выразил сочувствие. Держась рукой за обожженное место, он тихо произнес:

— Папиросы гасят о матросские шеи… Одних посадили в тюрьму, а нас запугивают.

На шканцах появился старший офицер, и наш разговор прекратился. Но я рассказал своим друзьям об этом эпизоде. Чуть позже нам станет известно, что на кораблях флота произошли аресты — под стражу взято более 700 матросов, в том числе 14 человек с «Павла». Почти год шло следствие, и теперь по приказу командующего военно-морскими силами 52 матроса были преданы суду. Слух об этом страшном приказе (№ 191 от 29 марта 1913 года) разнесся по всему флоту.

Так вот чем взбудоражены матросы, вот о чем ведут разговоры, которые офицеры пытаются пресечь.

Понимая, что одной строгостью матросов не усмирить, командование флота прибегало и к другим мерам: корабли все чаще выходили в море, где отбивали условные минные атаки, тушили «пожары», заделывали «пробоины». Было объявлено о проведении артиллерийских стрельб на царский кубок.

Павел Мазуров, Иван Питляк, Фрол Талалаев и я несли службу на центральном посту. Здесь мы наблюдали умелые действия дальномерщика Павла Дыбенко. Он отличился на стрельбах по плавучим щитам, когда без боязни внес поправки в неточные команды самого командующего флотом барона фон Эссена, в результате чего мишени были поражены. Адмирал наградил матроса серебряным рублем на водку и усмехнулся:

— Тебе или на моем месте быть, или в тюрьме сидеть!

— Есть, ваше высокопревосходительство!.. Можем и то, и другое делать! — отчеканил Дыбенко.

Вечером Мазуров сказал нам:

— Ну и служака этот дальномерщик. Видали, с каким ретивым видом серебреник принял, а?

Мы поддакнули. Откуда нам было знать, что его рвение в службе было своего рода маскировкой. Дыбенко умело прикрывал свою конспиративную революционную работу. Все это откроется нам позже, когда он станет руководителем Центробалта, бесстрашным вожаком балтийских моряков. У нас будут встречи с ним, о чем я еще расскажу.

Визит эскадры

В июне 1913 года нас вернули на «Ригу». К тому времени закончился в Кронштадте суд над матросами. Поразила чрезмерная суровость приговора: двадцать одного матроса решено было расстрелять, остальных отправить на разные сроки на каторгу и в тюрьму. На флоте, хотя и не в открытую, выражалось сочувствие осужденным. Только рьяные службисты унтеры налево и направо кидали фразы: «Правильно осудили! Нехай не подымают руку на царя». А после того как казнь заменили пожизненной каторгой, они стали говорить: «Царь-батюшка за народ, не дает морячков в обиду».

Как-то под вечер я оказался в фонарной. Здесь собрались несколько матросов, среди них были кочегар Василий Тихий и ученик-гальванер Павел Мазуров.

— Орут холуи: «Царь помиловал!», — говорил Тихий, — не верьте… Царь просто испугался питерских рабочих и студентов, которые выступили в защиту моряков.

Кочегар Тихий еще более вырос в наших глазах.

Усиливая репрессии, царские власти продолжали прибегать к мерам, отвлекающим матросов от острых вопросов политики. Надо полагать, именно с этой целью было предпринято и дальнее плавание эскадры. Матросы не без энтузиазма встретили приказ. Кому не хотелось повидать Англию, Францию!..

Правда, на «Риге» матросы было приуныли, когда это судно вместо заграницы вдруг направили в Кронштадт. Мы авралом грузили продовольствие, уголь, питьевую воду. Но вскоре выяснилось, что все эти запасы для эскадры. Ага, значит, и «Рига» пойдет в поход! И люди работали не покладая рук.

21 августа 1913 года. Утром на флагманском корабле — крейсере «Рюрик» — к клотику мачты поползли сигналы: сняться с якоря! Ожил большой рейд, со всех сторон послышался скрежет якорных цепей, стук, гром, завывание сирены. Корабли оставляют Ревель.

Эскадра строится в кильватерную колонну. «Рига», нагруженная продовольствием, углем и пресной водой, замыкает походный ордер.

Необъяснимая печаль тревожит сердце каждого матроса, когда позади в утреннем тумане остаются берега родины. Корабли идут двенадцатиузловым ходом. На марсах сигнальщики принимают команды флагмана.

Вот уже далеко за кормой остался остров Даго. Будущие гальванеры впервые вышли из Финского залива на морские просторы. Балтика встретила не очень ласково. Под вечер погода испортилась, море заволновалось.

На верхней палубе — никакого движения. Только на ходовом мостике стоят вахтенный начальник, сигнальщик, да штурман прохаживается от борта к борту. На баке ко мне подошел Павел Мазуров.

— Погляди-ка! Это тебе не Финский валив. Там на каждом шагу то остров, то мель, а здесь ширь…

Он помолчал, уставившись в туманную даль, затем начал рассказывать о жене и дочери, которые остались в Юзовке, об угольных шахтах, о жизни шахтеров.