Я — матрос «Гангута»!

На палубе яхты «Полярная звезда» стояли делегаты съезда — более ста двадцати моряков, съехавшихся со всей Балтики — из Петрограда, Кронштадта, Ревеля, Або, Ганге-Лапвика. Среди делегатов узнаю сгорбленную фигуру Антонова-Овсеенко с его поблескивающими очками. Павла Дыбенко, отпустившего в тюрьме бороду, и Полухина, выделявшегося своей атлетической фигурой. Взмахами рук делегаты приветствуют боевые колонны. А матросы еще выше поднимают транспаранты со словами, выражавшими волю Балтики: «Власть Советам!», «Земля крестьянам!», «Долой войну!».

Наш парад — внушительная опора съезду. Вид колонн как бы говорит: «Берегитесь, враги революции! Мы готовы вступить в единоборство с Временным правительством».

За пять лет службы я был участником многих парадов. Обычно готовили нас к торжественному маршу страшно долго, изводили муштрой до того, что матросы, случалось, падали изможденными. Этот же парад, можно сказать, явился экспромтом. Но зато люди шли с каким-то особым подъемом. Каждый матрос понимал, что нынешний парад имеет не только военный, но и политический смысл. Чем ровнее строй, чем четче и дружнее шаг, тем сильнее наша верность революции, тем выше наша готовность к свержению ненавистного Временного правительства. Оттого и шли как никогда.

На следующий день газета «Прибой» опубликовала резолюцию съезда представителей Балтийского флота об отношении к Демократическому совещанию, Предпарламенту, коалиционному правительству и с требованием созыва Всероссийского съезда Советов. Она заканчивалась требованием: «Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов взять на себя инициативу созыва Всероссийского съезда Советов, который и должен взять власть в свои руки…» Резолюцию подписали председатель съезда Дыбенко и секретарь Викторский[31].

На пятый или шестой день работы съезд вынес на обсуждение вопрос о комиссарах Центробалта в штабах, на военных кораблях и в армейских частях. Составленная при участии Антонова-Овсеенко инструкция для комиссаров отражала главное требование — неустанный партийный контроль за деятельностью командиров и начальников, предписывала, что именно должен делать комиссар.

Инструкция вменяла в обязанность комиссару «сохранять в строгой тайне все секретные предписания, касающиеся военно-оперативной части». Неисполнение этого пункта влекло за собой «предание суду как изменника революционному народу».

Созданный институт военных комиссаров сыграл громаднейшую роль в сплочении матросских коллективов, в привлечении старых военных специалистов к службе в армии и на флоте. Сотни бывших царских офицеров вначале с нескрываемым недоверием смотрели на комиссаров. Но когда убедились, что те заботятся о боеспособности частей, укреплении железной воинской дисциплины, восстанавливают пошатнувшийся авторитет военных специалистов, многие из них стали честно служить народу.

В разгар работы II съезда моряков Балтики стало известно, что немецкий флот готовится напасть на нас с целью овладения Рижским заливом. Члены Центробалта и многие делегаты съезда сразу же отправились на корабли и в сухопутные воинские части, туда же были назначены комиссары.

Началась Моонзундская операция, длившаяся восемь дней. Ныне она подробно описана в исторической литературе, а также в романе Валентина Пикуля «Моонзунд». Поэтому нет надобности описывать ее ход. Стоит указать лишь на то, что все мы рвались в бой. Как и другие корабли, наш линкор всю эту неделю находился в состоянии полной боевой готовности. Судовой комитет ввел круглосуточное дежурство, ждали сигнала Центробалта, по которому сразу бы двинулись в боевой поход. А все те, кто попал на Моонзундские позиции, проявляли беспримерную отвагу. Невзирая на превосходящие силы врага, решительно атаковали его. Весь Гельсингфорсский порт переживал гибель эсминца «Гром». Долгие годы считалось, что его потопил немецкий корабль «Кайзер».

Кропотливый поиск историка А. С. Пухова внес коренную поправку. Оказывается, эсминец в последний момент взорвал минный машинист Федор Самончук. Оставшись один на корабле, он не хотел отдать его врагу. Будучи раненным, все же сумел сделать факел из горящего мазута и бросить его в пороховой погреб. Раздался взрыв…

В бессознательном состоянии Самончука подобрали немцы. К счастью, Федор Евдокимович Самончук остался жив. Он проживал в деревне Переделки Лоевского района Гомельской области. В середине пятидесятых годов Президиум Верховного Совета СССР наградил его за этот подвиг орденом Красного Знамени.