Я медленно открыла эту дверь

Саша: И это была для меня тоже какая-то неведомая прежде бабушкина сторона. Потому что я и на Курсах бабушку наблюдала. Однажды там происходила какая-то встреча очень крутых киношников, и я несколько дней подряд помогала с чаем, кофе, бутербродами, была на побегушках. Но никто не должен был знать, что я внучка. Только по имени-отчеству, близко не подходить, лично не обращаться. На расстоянии вытянутой руки. Бабушка, которая была там, – это одна бабушка. Бабушка, которая приезжала к нам в Камергерский, – другая. А вот бабушка на даче – это самое теплое воспоминание. Она максимально близко нас к себе подпустила. Разрешила нам, помнишь, выстроить домик на чердаке. Очень многое нам позволяла – только там. У меня ощущение, что там она была как будто на необитаемом острове.

Алиса: Мы лабораторию себе сделали. И она приходила смотреть.

Саша: У меня чувство, что для нее было важно, что ее никто не будет оценивать. Она на этой даче…

Галя: Расслаблялась.

Саша: Да. «Вы делайте, что хотите, меня не трогайте». Она читала, она раскладывала пасьянс, она подолгу пила кофе и смотрела в поле это огромное, открывавшееся прямо за нашим домом. И очень много была в себе.

Алиса: Удивительный контраст. Я помню, как первый раз приехала к ней на работу в Тишинский – мы с тобой вместе приехали. И вот это впечатление, когда нас завели в ее кабинет с табличкой, большой, темный, с бабушкой за большущим столом. Прежде ты никогда не видел человека на работе, ну, бабушка и бабушка, всегда очень занята, а тут вдруг тебе, маленькой девочке, становится понятно, что это большой человек. В чей кабинет все приходят, слегка наклонив голову. И чувствуешь такую гордость…

Саша: И хочется крикнуть: я внучка!

Алиса: А нельзя.

Саша: Если мы где-то бывали с бабушкой, она никогда не говорила «это моя внучка Саша» или «это моя внучка Алиса». Она говорила «это галина дочь». А уж кто знал, кто такая Галя, тому дано было понять, кто мы. Дедушка, кстати, вообще не разрешал нам звать его дедушкой.

Галя: Он это перенял от своей мамы, моей бабушки. Она считала, что слово «бабушка» старит и принижает. А я для себя очень рано поняла, что бабушка – не возрастной ценз…

Саша: Это награда, я считаю, вообще.

Галя: Да. И я – бабушка. Я бабушка целиком и полностью! Вязание, пироги, шапочку надела, нос вытерла…

Саша: А одобрения ее мы так, в общем-то, и не добились. Какими бы любящими, внимательными ни были, как ни пытались услужить, помочь. Единственный период, когда я более-менее ее удовлетворяла, – когда я работала в кино. Художником-гримером. Вот в тот период она со мной разговаривала всерьез. Задавала мне вопросы, получая на них ответы, не всегда была довольна, потому что ей казалось, я должна бесконечно двигаться вверх, вверх, вверх, только вверх: не надо в одном состоянии находиться, надо добиваться, достигать. И даже когда я добилась – не ставя, честно говоря, такой цели перед собой, – каких-то с ее точки зрения достойных высот, всё равно было недостаточно. «Почему ты остаешься на сериалах? Надо идти дальше, в большое кино». И неважно, в каком положении было тогда кино: надо, ты всё время должна идти вверх. И в момент, когда я решила, что больше хочу быть матерью, что мне это ближе, – всё, она разочаровалась во мне совершенно. Из-за того, что я ушла из кино. «Как ты могла!» И с тех пор что бы я ни делала, как бы себя ни проявляла, – всё, нет, крест. На Алиске крест был поставлен давно. И мы стали ей неинтересны, по большей части. Особенно когда у нас появились дети.

Алиса: Нет, ну, она всё равно, конечно, интересовалась.

Саша: Интересовалась, звонила, спрашивала, как у нас дела, всё знала. Но… Она не то чтобы «ой, я хотела бы с девочками повидаться», нет: «пускай ко мне приедут».

Галя: Да, для мамы это было очень важно – реализация себя как профессионала.

Саша: Ей было не важно, что просто мы у неё есть.

Алиса: На ее взгляд, мы не реализовали себя.

Саша: Ей важно было, чтобы ее друзья, те, кто ее знают, люди ее круга говорили: о, у Голубкиной-то какие внуки! Один сценарист, другая вот это, третья вот это. Нужна была статусность даже в этом. Это обижало, безусловно. У неё были свои, весьма определенные требования. И мы не оправдали ее взглядов на то, как человеку надо жить. И на первом месте у неё всегда, конечно, был Вовочка, никуда от этого не денешься. И мы не то что не пытались… мы не видели смысла конкурировать. Мы никогда не были настолько умны…

Алиса: талантливы…

Саша: …талантливы.

Галя: Да, это на самом деле повелось из глубокого детства. Вовочка был ее первый внук. Они жили вместе – мама жила с ним, его папой Володей и его мамой Наташей Громовой в квартире на Смоленской. То есть этого действительно не перебьешь. Когда мама нас растила с Вовкой, она тоже предпочитала его мне, потому что он сын.

Саша: А Вовочку – нам. Мы девочки – мы ни о чём.

Галя: Да, девочки – ни о чём.

Саша: Как в королевской семье: наследники – мальчики.

Галя: Мальчик в семье был серьезное дело. Надо сказать, когда мы росли с Вовой, мы тоже имели в некоторой степени неравные права.